— Вот он! Вот он! — подтолкнули его к афганцу.
— Говори!
— Я, я, хузур… — забормотал побелевший от страха разбойник, — это Айша… она говорила, что все в порядке… я поверил ей и… ху… хузур… — Он упал на колени.
— Ну-ка, сюда ее! — грозно проговорил Бадмаш, показывая на лежащую в углу Айшу.
Разбойники подтащили ее к Бадмашу, развязали и вытащили кляп изо рта.
— Говори! — крикнул Бадмаш.
— Хузур! Да благословит тебя Аллах! Я ничего не знаю, — зашамкала она, — я смотрела комнату. Все было в порядке. Хузур! — Она упала перед ним на колени рядом с Хайдаром. — Владыка! Да будет твоя милость оказана бедной несчастной старухе! Не погуби! Я не зна… меня связали ночью… — Она запиналась, с трудом выговаривая слова закостеневшими от кляпа губами. — Зенану охра… Хайдар… я только служила… рани…
Разбойники в молчаливом почтении слушали допрос, вершимый их главарем.
— Так ты, значит, говоришь, что комнату осматривала Айша, — он привстал и пнул Хайдара, — а ты, старая тварь, утверждаешь, что осмотр должен был сделать этот шакал? — грозно спросил старуху Бадмаш.
— Не погуби! Не погуби! — Оба пали ничком перед ним. — Пощади, хузур! Пощади! — слышался лишь жалобный вой двух голосов, слившихся в горестном дуэте.
— Али!
— Да, хузур!
— А ты почему не проверил?
— Владыка! Ты послал меня на целый день в Фаридкот за кормом для лошадей, — подобострастно ответил ахди. — Да благословит тебя Аллах!
Он поклонился.
— Да, верно! — мрачно ответил Бадмаш. — Я вспомнил. А эти двое сейчас переговорят между собой и скажут, кто должен был осмотреть комнату. И доложат нам или уже не доложат и не будут сваливать друг на друга.
Он хохотнул и отхлебнул вина из пиалы.
— Валла-билла! Али!
— Да, владыка!
— Взять слона из загона крепости и подвести к воротам!
— Да, хузур!
Али с готовностью вскочил.
— Будет сделано, несравненный! И что дальше? — Он вопросительно посмотрел на афганца.
Злобная гримаса исказила красивое лицо Бадмаша.
— Хатхиданда! — вот, что дальше!
— Понял, хузур, — изогнулся Али, — бегу!
Все, кто стоял около Бадмаша, невольно вскрикнули.
— Жамбрэ-хан! — сказал Бадмаш, слезая с чарпаи и обращаясь к доктору. — Пошли, посмотришь, что бывает с теми, кто плохо исполняет мои приказы. — Взять их и на улицу! — Он показал на Хайдара и Айшу.
Несчастных поволокли, не обращая внимания на их стенания и вопли.
— То же самое я сделаю с это обезьяной по имени Дангу, когда ее поймаю! — мстительно добавил Бадмаш, быстро направляясь к выходу. — Да проклянет его Аллах. А поймаю я обезьяну очень скоро. Ха-ха-ха! Они не могли уйти далеко. Сейчас мы насладимся прекрасным зрелищем, а потом… потом… они будут моими оба, оба! — Бадмаш погрозил кулаком. — Пусть этот вонючий Дангу попробует справиться с двадцатью молодцами! Мурад, ты здесь?
— Да, хузур!
— Отправляйся сейчас же по падишахской дороге и хватай беглецов!
— Будет сделано, владыка!
— Я подъеду позже.
— Ачча хузур!
Здесь в рукописи еще одна выдержка из» Записок» Поля Жамбрэ.
«У меня просто рука не поднимается, чтобы описать то, что я увидел сегодня. Это ужасно! Казнь, на которую меня пригласил месье Бадмаш, была в тысячу раз страшнее всего, что только можно было себе представить. О Господи! Если бы я знал, каким жестоким чудовищем оказался месье Бадмаш, я бы, наверное, не согласился участвовать в заговоре. Бедняжка Айша! Как можно было так обращаться с женщиной, да к тому же пожилой? Жуткое варварство!
Этих несчастных — Хайдара и Айшу — совершенно бесцеремонно вытащили на улицу за ворота крепости. Они страшно кричали и цеплялись за своих палачей, упирались изо всех сил. У ворот уже стоял наготове слон.
Им связали руки за спиной и привязали за ногу каждого к одной из задних ног слона веревкой длиной примерно в шесть пье. Махаут начал уговаривать слона, чтобы он двинулся вперед. Все это делалось крайне медленно под нескончаемые вопли несчастных. Поначалу они не испытывали резких рывков и тащились по земле на ягодицах, раздирая их в клочья и оставляя за собой кровавую дорожку. Постепенно махаут начал ускорять ход слона, и тогда привязанные начали испытывать ужаснейшие рывки и толчки, так как это животное раскачивается при ходьбе, а сила его невообразима. Жертвы подскакивали во все стороны так, что после получасового таскания вдоль крепостной стены их тела превратились в сплошное бесформенное месиво из мяса и костей, внушавшее ужас даже мне, врачу.
И мне подумалось — то, что сделали с этими несчастными людьми, немыслимо в Европе. А еще несколько дней назад меня тоже изощренно пытали, но я, слава нашему Господу, остался жив. Ну что ж, это Восток. Как бы ни содрогалось все мое существо при виде подобных вещей, я должен всегда помнить одно, это — Восток! Пусть будет хотя бы слабым утешением то, что у нас подобное невозможно.
Для Айши все кончилось очень быстро: старость и слабость избавили ее от долгих мучений. Несчастный Хайдар долго кричал и вопил бы еще, если бы от удара о землю ему не оторвало нижнюю челюсть с языком. Он испустил дух после того, когда слон в очередной раз прошел мимо крепостных ворот, где мы с месье Бадмашем стояли на некоем подобии возвышения из бамбуковых палок, которое услужливо приволокли разбойники.
Потом трупы отвязали и бросили в канаву под стены крепости на съедение шакалам.
Может быть, месье Бадмаш, этот хитрый азиат, как-то и подозревал мою причастность к бегству русской девушки, но, поскольку я был ему нужен как врач, не подавал и вида? Только как бы показывая — смотри, как я расправляюсь с неугодными, и трепещи!
Не знаю! Не знаю!
К тому же, прямо перед казнью, группа всадников спешно отправилась куда-то. Ее возглавил Мурад — другой помощник месье Бадмаша. Мне ничего не сказали. Боюсь, что они отправились вдогонку за Надиром и мадемуазель. Я так волнуюсь, так волнуюсь! Вдруг их догонят! Это будет ужасно. Я уже видел, на что способен месье Бадмаш.
После казни разбойники устроили шумную пирушку. Я же удалился в свою комнату, сославшись на усталость и сильную жару, хотя месье Бадмаш и приглашал меня. Я перебирал в памяти все события, связанные с нашим заговором, и самые различные чувства попеременно овладевали мною — радость за русскую девушку Дарью, сожаление об ушедшем Надире, жалость к погибшей Айше и отвращение к жестокому афганцу и, не скрою, страх за свою жизнь.
К полуночи вдруг неожиданно поднялась ужасная суматоха и беготня по всей крепости. Ко
