хлопчатобумажные подушечки и бутылочки жидкой основы, совершенно не смущенная ее визжащими ученицами, и объяснила, какой консистенции должна быть основа, чтобы ее можно было накладывать. «Слегка покройте ею ваш лоб, кончик вашего носа, щеки и подбородок», — сказала она; и Томпсон, повинуясь, как всегда, точно следовала инструкции, размазывая краску по кругу, становясь все более слепой, по мере того как краска попадала в глаза.
По-моему, я десять тысяч раз сделала это, потому что, когда случайно увидела себя в своем зеркале, я была страшно потрясена. Томпсон! Куда делась Томпсон? Это вовсе не Томпсон, это был вождь Ва-ва-вава, гордость зулусов и гроза вельда, а я не симпатизировала ему, и я обратилась с криком к Донне.
— О Господи, — сказала она. — Повернись ко мне лицом, — и она стерла руками макияжную основу с моего лица, ее действия напоминали мне электрический полотер, а затем она сделала мне все с самого начала.
По всей классной комнате раздавались визги, потому что половина девушек никогда прежде не использовала этот материал, и они пришли в ужас, внезапно обнаружив, что превратились в кровожадных африканцев на тропе войны.
Затем, когда мы подсохли, мы должны были наложить румяна.
— Никогда, — сказала мисс Уэбли, — никогда не используйте губную помаду вместо румян. Румяна. И накладывайте их прямо под глазами.
Приступили к этому.
— Донна, — завопила я.
— Милочка, ты не должна накладывать фунт этого вещества, — сказала она. — Поверни ко мне снова свое лицо.
Я фактически к этому времени обливалась слезами, но мисс Уэбли ничуть не была тронута. Мы счистили пудру. Мы возились с карандашом для бровей. Мы подвели глаза. Мы наложили тушь только на верхние ресницы.
— Никогда, — сказала мисс Уэбли, — на нижние ресницы.
Затем мы красили свои губы.
— Девушки, — сказала мисс Уэбли, — секрет состоит в том, чтобы сделать вашу верхнюю губу чуть-чуть полнее, чем ваша нижняя губа. Смысл в том, что ваша нижняя губа естественно полнее, поэтому мы делаем, верхнюю губу более полной. И лучше всего наносить губную помаду лишь легким слоем.
Когда я закончила, я уставилась на себя в зеркале и долго изучала отражение. Я перестала выглядеть как зулусский воин. Теперь я выглядела как будто только что вышла из шанхайского публичного дома. Во всяком случае, это была перемена.
Какое-то существо подошло ко мне и завизжало!
— Кэрол! Ты прекрасна!
Я сказала:
— Что?
— Твои глаза так выразительны!
— Кто ты? — спросила я.
— Я Ширли. Я живу в следующем от вас номере в отеле. Ты меня не узнала?
— Беби, тебя не узнала бы твоя собственная мать, — ответила я;
Она истерически засмеялась.
Я повернулась к девушке рядом со мной, которая должна была быть Донной.
— Эй.
— Что «эй»?
— Это ты?
— Это я, — сказала она. Она выглядела сногсшибательно.
По другую от меня сторону, не говоря ни слова, трудилась Альма. Я могла понять почему. Она просто- напросто сняла свой старый макияж и снова сделала тот же самый. Она ни капельки не изменила его.
Мисс Уэбли бродила между нами, давая советы и слегка комментируя. Она сказала Донне:
— Действительно хорошо! Наши пассажиры будут весьма довольны, когда увидят вас!
— Спасибо, мисс Уэбли. — Донна покраснела до корней своих волос, если не считать того, что все это было скрыто под гримом на ее лице.
Обратившись ко мне, мисс Уэбли сказала:
— Ну, Кэрол! У тебя самые желанные для поцелуя губы в мире.
— У меня? — спросила я, близкая к обмороку. Она смотрела на Альму несколько мгновений, пораженная отсутствием изменений. Она не сделала никаких замечаний, лишь проговорила:
— Да, между прочим, Альма, я сказала директору школы о ваших волосах. Извините меня. Он говорит, что вам следует подчиниться правилам, как и всем остальным. Они не должны касаться воротничка. Мне очень жаль.
— Я понимаю, мисс Уэбли.
— Сегодня вечером вы обрежете их?
— Мисс Уэбли, когда я закончу школу, я буду летать на международных рейсах, не так ли?
— Ну да. Думаю, так.
— Ага. В таком случае, я обращусь к своему парикмахеру в Риме, Джузеппе, и он острижет меня. О'кей?
— Альма…
— Да. Джузеппе знает, как растут мои волосы. Американские парикмахеры, они никога не поймут этого. Итальянские волосы — это нечто особенное. О'кей?
— Я не знаю, Альма. Я снова должна спросить мистера Гаррисона.
— Вы спросите его. Он очень разумный человек. Он не будет возражать.
Мисс Уэбли возвратилась к своему столу.
— Девушки, прошу минуточку внимания, пожалуйста.
Мы сели прямо. Грудь вперед, колени вместе, и т. д.
— Девушки, вы все выглядите очень мило. Я никогда не представляла, что у меня будет класс из таких замечательных красавиц. Отныне вы каждый день будете делать такой макияж.
— Каждый день! Приходить в класс! Но на него требуется много времени! Нам придется браться за него в четыре часа утра! Ох, мисс Уэбли! Не каждый день!
Мы напрасно тратим наши силы.
— Послушайте, девушки, — сказала мисс Уэбли. — Давайте теперь поговорим о вашей диете.
Диета. Мы перешли к диете.
Мое лицо буквально скрипело, когда, мы возвращались, в автобус. Это самый любопытный звук в мире, когда твое лицо скрипит, будто пара новых штиблет. Я сказала Донне:
— Мне никогда не удастся покинуть отель без вуали.
— Ради Бога, почему?
— Думаешь, мне хочется, чтобы кто-нибудь меня увидел в таком виде? Я собираюсь приобрести для себя черную вуаль, в которой прорежу две дыры для глаз, и буду носить ее днем и ночью.
— Кэрол, честно, ты выглядишь великолепно.
— Да? Я ожидаю, что меня в любую минуту могут заклеймить проституткой.
Джурди была в номере, она просто сияла. Я сказала;
— Блеск! Что было у вас сегодня?
— У нас сегодня были занятия по уходу за внешностью.
— Ага, смотрю, Джурди, они тебе пошли на пользу. Здорово!
— Просто замечательно! И тебе тоже.
— Нет, — сказала я. Я все еще скрипела. — Никогда не воспользуюсь этим.
Она сказала:
— Кэрол, когда ты освободишься, я могу поговорить с тобой?
— Конечно. А что теперь случилось? Я свободна, как ветер.
Мы вошли в ее комнату, и она, сгорбившись, опустилась на кровать в своей обычной позе; как обычно, она чуть ли не целый час сидела молча. Она лишь смотрела в пространство, а я томилась ожиданием.
