которая шла на них.
Протиснувшись в щель, Гордон громко окрикнул туркмен… и едва не получил пулю. Однако через миг они уже узнали своего предводителя. Йогок начал упираться, и Гордону пришлось тащить его силой. На время забыв о противнике, туркмены в немом изумлении взирали на перепуганного монгола и девушку в изодранном платье. Впрочем, Ясмина едва удостоила их взглядом: они были не волками, а шакалами, и их клыков она не боялась.
Тем временем перестрелка продолжалась. Туркмены понемногу отступали, подтягиваясь к потайному выходу из ущелья.
— Они подкрались к нам в темноте, — хмуро объяснил Орхан-шах. Ему прострелили руку, и сейчас разбойник тщетно пытался остановить кровь. — Они окружили нас прежде чем часовые их заметили. Мы поставили часовых у самого входа в ущелье, но эти собаки перерезали им горло и вошли! Они могли перерезать глотку каждому из нас, потому что мы спали и ничего не видели и не слышали, а они видят в темноте, как кошки! Но один из нас проснулся, заметил их и начал стрелять. Но они все равно нас перебьют. Что нам делать, Аль-Борак? Мы в ловушке! Мы заперты со всех сторон! На скалы нам не подняться, из ущелья не выбраться. Здесь можно продержаться какое-то время — для лошадей есть вода и трава. Но еды у нас почти не осталось, и патронов тоже мало.
Гордон кивнул, взял у одного из туркмен ятаган и протянул Ясмине.
— Следи за Йогоком, — сказал американец. — Если попытается убежать — заруби.
Она не ответила, но ее глаза сверкнули. Похоже, эта утонченная девушка начинала понимать, что порой надо просто действовать, не задумываясь над глубинным значением своих действий. Йогок бросил на нее злобный взгляд, но тут же отвел глаза: сейчас она была не менее опасна, чем Гордон.
Взяв ружье и горсть патронов и прячась за камнями, американец начал подбираться к огромному валуну недалеко от входа в ущелье. Там лежали трое мертвых туркмен, еще несколько раненых стонало неподалеку. Киргизы передвигались от камня к камню короткими перебежками. Они подбирались все ближе к устью ущелья, но старались не слишком рисковать. Спешить им было некуда: со стороны города приближался отряд всадников. Монголы неслись во весь опор, то исчезая, то возникая среди сосен.
Отсюда надо было срочно выбираться — до того, как киргизам придет подкрепление. Кочевники плохо знали горы, а жрецы, которых Гордон заметил среди всадников Йолгана, могли показать им тайные ходы в горах.
Несколько монголов уже взбирались по склону, крича что-то киргизам. Подозвав туркмен, которые оказались ближе, Гордон приказал им взять лучших лошадей и приказал отвезти Ясмину и жреца в пещеру. Орхан-шаху было поручено лично охранять молодую женщину. Несомненно, туркмен впервые в жизни получал подобное поручение. Но он был уже душой и телом предан своему вожаку и лишь молча повиновался.
С ними отправились трое крепких молодцов, еще трое остались с Гордоном у входа в ущелье. Узнав, что их вожак жив и вернулся, разбойники заметно приободрились. Должно быть, это почувствовали и кочевники: несколько метких выстрелов заставило их затаиться.
Когда последний из сопровождавших Ясмину скрылся, Гордон знаком приказал остальным отходить следом за ними. Подобно капитану с тонущего корабля, он уходил последним. Продолжая отстреливаться, американец увидел, как туркмены один за другим исчезают в темном отверстии потайного лаза. Теперь с ним оставалось только трое. Кивком он приказал им следовать за остальными, а сам ненадолго остался один.
Несколько пуль просвистело ему вслед. Перескакивая от камня к камню, Гордон ответил, потом еще раз оглянулся и нырнул в полутемное чрево пещеры. Через несколько мгновений он уже был в расщелине, скользнул в пещеру и вскоре стоял на краю огромного каньона, где его ждали остальные. Проклятье! Сейчас ему хотелось оказаться в двух местах одновременно — в начале колонны, рядом с Ясминой и жрецом, и в хвосте, где надо было поминутно оглядываться, ожидая преследования. Впрочем… К своему облегчению, Гордон увидел, что Ясмина спокойно едет рядом с Йогоком, приставив ятаган к его горлу. Позже он узнал, что девушка пригрозила жрецу убить его, едва киргизы высунутся из пещеры. Вне себя от страха, монгол визгливым голосом подгонял туркмен. Гордон усмехнулся и в тон ему прикрикнул на отстающих.
Отряд прошел с полмили и свернул с хребта. Здесь Гордон задержался, как делал всегда, прикрывая отступление. Именно в этот момент в каньон из пещеры выскочили киргизы. Вскинув ружье, Гордон выстрелил, однако расстояние было слишком велико. Это был один из немногих случаев, когда Аль-Борак промахнулся. Не задев седока, пуля попала в лошадь, даже не убив, а лишь ранив ее. Скакун взвился на дыбы, огласив горы диким ржанием, еще несколько лошадей, которые шли следом, тоже заржали и в панике начали теснить друг друга.
Кряж был слишком узким. Лошади сбрасывали всадников и срывались в пропасть. Уцелевшие кочевники поспешили вернуться в пещеру и дождаться, пока скакуны успокоятся. Через некоторое время один из них рискнул выглянуть наружу, но выстрел Гордона заставил его спрятаться обратно.
Американец оглянулся. Его отряд уже прошел по узкому хребту и теперь поднимался по тропе на выступ. Занимаясь кочевниками, Гордон сильно отстал от своих. Теперь оставалось лишь одно. Стукнув коня пятками по бокам, он пустил его галопом. Это было рискованно, но выбирать на этот раз не приходилось. Он не мог дать киргизам время высунуться из укрытия и обнаружить, что им больше никто не препятствует… и получить пулю в спину. Однако конь не подвел. Туркменские скакуны могут скакать по горам не хуже горных козлов, их не пугают ни узкие карнизы, ни крутые склоны.
Вскоре Гордон догнал туркмен. Большинство спешились и вели коней под уздцы. Они уже издали услышали стук копыт и то и дело испуганно оглядывались, опасаясь, что их предводитель сорвется с обрыва. Но все обошлось. Гордон снова вернулся живой и невредимый — несмотря на то, что у него уже давно слипались глаза, — а киргизы за это время так и не высунулись из пещеры.
Ясмина ехала вполоборота, не сводя глаз с Гордона и судорожно сжав поводья. Поймав ее взгляд, он улыбнулся, молодая женщина ответила ему слабой улыбкой. Разбойники едва держались на ногах от голода и усталости, однако останавливаться было нельзя. В конце концов, Гордон не требовал от них большего, чем от самого себя.
И они продолжали путь.
Позже издали начали долетать приглушенные крики — киргизы наконец осмелились выйти из укрытия и пуститься в погоню. Но они были не столь безрассудны и отчаянны, как Гордон. Месть за соплеменников оказалась недостаточно веским поводом, чтобы гнать лошадей галопом по узкой тропке над пропастью. Скорее всего, они вели лошадей в поводу, чтобы не рисковать понапрасну. Однако и упускать врагов из виду им не хотелось.
Заснеженная вершина горы Эрлик-хана становилась все ближе, величественно возвышаясь над остальными горами. Как объяснил Йогок, путь к спасению лежал именно через нее. У него явно не было настроения вдаваться в подробности. Весь серый от страха, он думал лишь о спасении собственной жизни. Он боялся Гордона, боялся его свирепых туркмен, киргизов и жрецов, которые непременно узнают, что он предал богиню… если догонят.
Лошади устали не меньше всадников. Те и другие едва держались на ногах от усталости. После полудня поднялся сильный ветер, и казалось, что очередной его порыв, неистовый, как гнев богов, вот-вот снесет кого-нибудь и бросит в пропасть. Теперь отряд спускался по извилистой тропе прямо к подножию горы Эрлик-хана. Сгущалась вечерняя мгла,
