украшенным золотой инкрустацией. Фигуры из золота стояли вдоль стен. Других дверей в комнате не было. Конан автоматически запомнил все подробности обстановки.
Вдруг его внимание приковал чей-то взгляд. Осторожно повернув голову, он увидел существо, глядевшее на него с постамента из слоновой кости.
Его лицо не было вырезано из камня или слоновой кости, это было настоящее лицо, живое, к тому же, как чуть позже заметил Конан, оно принадлежало стройной женской фигуре в роскошных одеждах.
Конан и представить себе не мог, как много веков эта фигура сохранялась нетленной, благодаря черной магии и колдовству. Все детали ее одеяния остались нетронутыми. Конан помрачнел. Где-то в глубине души возникло смутное беспокойство. Колдовство, спасшее тело от тления, не должно было подействовать на одежду, но увы, это было именно так. Нагрудная накидка, набранная из золотых пластин, золоченые сандалии, короткая юбка из шелка на драгоценном поясе — все это не носило никаких следов времени и разрушения.
И после своей смерти принцесса Йелайя была по-прежнему прекрасна.
Ее тело, словно вырезанное из алебастра, тем не менее казалось живым и чувственным. Что-то демоническое было в этой женской фигуре.
Конан стоял, подозрительно разглядывая ее, потом постучал мечом по возвышению. Он предложил, что сокровища могли храниться именно под постаментом, но отзвук удара был звонким и коротким, как от сплошного камня. В нерешительности Конан обошел помещение. Он не знал, куда идти дальше, а времени оставалось очень мало. Жрец выболтал проститутке, что сокровища хранятся во дворце. Но дворец был необъятен. Может быть, ему следует остаться здесь, спрятаться, и, дождавшись, когда уйдут жрецы из Кешана, продолжить поиски?
Но если жрецы найдут сокровища и унесут их с собою, что тогда?
Конан был уверен, что Тхутмекри удалось подкупить Гурулга.
Конан хорошо знал Тхутмекри и мог предвидеть его действия. Тхутмекри требовал сокровища как залог преданности королей Кешана. Это было в его духе.
Как только этот авантюрист получит сокровища, властители Зимбабве начнут военные действия. Пунт будет одновременно атакован с востока и запада; когда же Пунт и Кешан будут обессилены и вымотаны войной, короли Зимбабве сокрушат их обоих. Они разграбят Кешан и доберутся сюда. Они подвергнут пыткам все королевство и наконец все равно узнают дорогу в заброшенный Алкменон.
Но была и другая возможность у Тхутмекри — просто-напросто, заполучив сокровища Гуахаура, исчезнуть с ними.
Конан понимал, что поход в Алкменон для беседы с оракулом — всего лишь уловка, чтобы заставить короля Кешана согласиться с мнением хитрого стигийца. Он знал, что Гурулга так же лжив и коварен, как и все остальные в этой шайке. Конан не стал обращаться к верховному жрецу, ибо он не мог соперничать во взяточничестве с Тхутмекри. Попытайся Конан подкупить жреца, и тот бы одним ударом избавил Тхутмекри от соперника, объявив Конана интриганом и врагом Кешана. Но Конан хотел узнать, чем можно было подкупить человека, имевшего доступ к величайшему сокровищу мира.
К тому же Конан опасался, что оракул действительно мог говорить от имени богов и, заговорив о нем, выдать его с головой жрецам в ответственный миг.
Конан, не обнаружив ничего в комнате с оракулом, прошел в тронную залу. Он попытался приподнять золотой трон, и это ему удалось. Пол под троном тоже был цельным. Конан снова обыскал альков. В памяти он все время возвращался к тайному склепу рядом с оракулом.
Он начал тщательно выстукивать стены, и наконец обнаружил пустоты напротив входа в узкий коридор. Приглядевшись, он заметил между мраморными панелями более широкую, чем в других местах, щель.
Конан вставил в щель клинок и нажал на лезвие.
Панель отошла, открыв за собой пустую нишу в стене. Конан зло выругался. Ниша, казалось, была пустой всегда. Но склонившись ниже, Конан заметил в стене, на уровне рта. систему каких-то ящичков. Он заглянул в них, но это оказались всего лишь дырки в стене, разделявшей альков и комнату с оракулом. Звуковые отверстия! Конан усмехнулся.
Тайна оракула объяснялась проще, чем он мог ожидать. Гурулга должен, судя по всему, посадить к этим отверстиям себя или кого-то из своих слуг, чтобы тот пророчествовал голосом Йелайи перед доверчивыми зрителями.
Кое-что вспомнив, Конан достал свиток пергамента, взятый у мумии, и осторожно развернул его. Свиток едва не рассыпался в его руках. Конан задумался над покрывавшими пергамент письменами.
В своих странствиях по разным царствам Конан овладел разговором и чтением на многих языках. Ученые жрецы дивились его способности быстро перенимать чужую речь. Конан нередко попадал в переделки, в которых только знание языка спасало его от неминуемой гибели.
Знаки на пергаменте были смутно знакомы и в то же время непонятны. Вскоре он сообразил, почему это было так.
Это был древний пилеитилинский язык, имевший большие отличия от современной письменности. Рукопись поставила его в тупик. Он обнаружил лишь одно знакомое слово, часто повторяющееся в тексте. Это было имя: Иакин. Возможно, имя писавшего…
Конан старательно шевелил губами, вспоминая забытые слова в попытке прочесть таинственный манускрипт. Он выяснил, что автор письма, Иакин, пришел издалека и со своей свитой проник в Алкменон.
Последующий текст изобиловал незнакомыми оборотами и фразами.
Конану стало ясно из прочитанного, что Иакин предвидел свою кончину. Именно там, на перевале, его и настигла смерть. Выполняя волю умирающего, слуги оставили его в пещерке.
Странно, но Иакин не упоминался ни в одной из легенд о Алкменоне. Он пришел в долину, очевидно, уже после ухода из нее жителей. На это и указывал манускрипт. Казалось непонятным то, что жрецы, приходившие когда-то к оракулу, не встретили этого Иакина и его слуг. Видимо, он приходил еще до того, как жрецы в последний раз пришли сюда, чтобы проститься с мертвой принцессой. Легенды умалчивали об этом, рассказывая о покинутом мертвом городе.
Зачем жил человек в этом заброшенном городе, и куда вернулись слуги, избавившись от покойника.
Конан пожал плечами и спрятал свиток за пазуху. Вдруг среди полной тишины потрясающе неправдоподобно прогремел звон огромного гонга.
Конан мгновенно, как кошка, развернулся, потрясая мечом. Он вгляделся в темноту коридора, из которого донесся звон. Неужели жрецы из Кешана? Невероятно… Он знал, что они не могли так быстро добраться сюда. Но звук гонга неоспоримо указывал на чье-то присутствие.
Конан, как правило, действовал напрямик, подчиняясь своей природе варвара. Вот и сейчас, вместо того, чтобы убежать или спрятаться, Конан побежал навстречу неведомому звуку. Он бежал бесшумно, как пантера, глаза его сузились, губы сжались. Чувство опасности пробудило в нем первобытную ярость.
Он выбежал из коридора в маленький дворик. Большой золотой диск висел на торчащей из стены ручке. Это и был гонг. Молоток из латуни лежал рядом, но вокруг — ни звука, ни следов человека. Конан притаился, замерев в проеме двери. Все было тихо. Наконец ему надоело ждать, и он скользнул через дворик, готовый отпрыгнуть или нанести удары направо
