ее владыка стал поглощать куски мяса и пить вино с таким видом, словно во рту у него ничего не было по крайней мере дня два.
— Вам, жрецам, не занимать мудрости, — произнес Конан с набитым мясом ртом и зажатой в руке большой телячьей костью. — Мне нужна ваша помощь: я хочу вернуть себе трон Аквилонии.
Хадрат уныло покачал головой, отчего король вдруг ударил по столу кулаком в порыве гнева.
— Да что за черт!? Что это случилось с мужчинами Аквилонии? Сначала — Сервий… а теперь и ты! Вы что — способны только крутить и качать своими дурными головами, вместо того, чтобы думать, как прогнать этих псов?
Жрец вздохнул и неторопливо ответил:
— Господин мой! Мне больно об этом говорить, но ничего не поделаешь: вольность Аквилонии подошла к концу. Да что там, — теперь может кончиться вольность всего света! Как в давние времена, мир сейчас вступает в эпоху неволи и страха.
— Что ты имеешь в виду? — спросил сбитый с толку Конан. Хадрат упал в кресло, и, опершись локтями о колени, уставился в пол.
— Против тебя объединились не только предавшее тебя дворянство Аквилонии и немедийская военщина, — поведал он, — но и колдовство, холодная черная магия страшного потустороннего мира. Жуткая фигура поднялась вновь из темноты прошлого, и нет сейчас сил, способных ей противостоять…
— Да что ж ты имеешь в виду, черт возьми!? — повторил Конан.
— Я говорю о Ксальтотуне из Ахерона, умершего три тысячи лет назад и которого теперь вновь носит земля.
Король Аквилонии молчал, но перед глазами его мгновенно появился образ — спокойное, нечеловечески красивое лицо. И вновь его посетило непонятное предчувствие, что лицо это он уже где-то видел, точно так же, как и звук слова «Ахерон», затрагивающий струны неясных воспоминаний.
— Ахерон… — повторил он. — Ксальтотун из Ахерона… Но ты шутишь? Ахерон — это легенда, которой уже много сотен лет, и ничего более. Я вообще часто думал, что это простая фантазия…
— Нет. Он был черной правдой. Империей чародеев, практикующих такие вещи, о которых даже сгинула память. Он был сметен с лица земли дикими западными племенами, давшими после этого начало нашему и соседним государствам. Чернокнижники Ахерона подчинялись отвратительному некроманту, хранителю наиболее чудовищных и зловещих магических знаний, полученных прямо от самих демонов. И из всех чернокнижников того проклятого королевства ни один не мог сравниться по силам с Ксальтотуном из города Пифон.
— Но каким же способом его тогда удалось уничтожить? — скептически поинтересовался Конан.
— С помощью источника космической энергии, который у него украли и обратили против него самого. С той же помощью он теперь вернулся к жизни, и никто его сейчас не в силах победить.
Альбиона, закутанная в черный плащ палача, с беспокойством поглядывала то на короля, то на его собеседника, совершенно не понимая, о чем идет речь. Конан гневно потряс головой.
— Ты смеешься надо мной, — буркнул он. — Если Ксальтотун умер три тысячи лет назад, как он может быть тем помогающим Немедии человеком? Скорее, это какой-то шарлатан, присвоивший его имя.
Хадрат наклонился над небольшим столиком из слоновой кости и открыл стоявший на нем золотой ларец. Теперь в руке его что-то поблескивало в мягком свете свечей — это была большая золотая монета старинного вида.
— Ты видел Ксальтотуна без маски? Тогда посмотри на это. Это монета, отчеканенная в древнем Ахероне за пятьсот лет до его упадка. Проклятая империя так была насыщена магическими чарами, что даже эта монета имеет магическую силу.
Конан взял монету в руки и мрачно посмотрел на нее. Не было никаких сомнений в том, что она очень старая. За свою беспокойную жизнь Конан держал в ладонях много разных монет и неплохо разбирался в их происхождении. Буквы и изображение здесь, однако, не были истерты, а образ на одной из сторон монеты до сих пор сохранил четкость и выразительность. Король Аквилонии шумно выдохнул воздух сквозь сжатые зубы — в комнате только что было тепло, а сейчас по коже его побежали мурашки. Образ представлял собой точно переданный в металле портрет бородатого мужчины со спокойным, нечеловечески красивым лицом.
— Черт побери! Это он!
Теперь стало ясно, откуда было это чувство, что он уже видел это лицо, — много лет назад, в далеком краю, он уже держал в руках точно такую же монету. Но он пожал плечами и пробурчал:
— Удивительное сходство… но, может быть, чтобы воспользоваться именем великого чародея, кто-нибудь сделал свое лицо похожим на него?
Однако он произнес это без особой уверенности. Один лишь вид древней монеты потряс основы его миропонимания. Конан понял, что это правда, проступающая сквозь туман иллюзий — чернокнижник был жив, торжествуя победу сил дьявола над здравым смыслом.
— Я согласен, мы не можем точно утверждать, что это и есть именно Ксальтотун из Пифона, — сказал Хадрат. — Но доподлинно известно, что это он вызвал демонов, заставивших содрогнуться недра Земли и обрушиться скалы над Валкой… и он послал в твой шатер сына тьмы.
Конан взглянул на него исподлобья.
— А ты откуда знаешь?
— Служители Асуры знают тайные способы добывания вестей. Это наша тайна… Ну что, понимаешь ли ты теперь безнадежность попытки объединения своих подданных для возвращения трона и короны?
Конан оперся подбородком о кулаки и опустил глаза. Альбиона внимательно смотрела на него, ошеломленно пытаясь разобраться в лабиринте мучающих его проблем.
— Так что — на всем свете нет чернокнижника, способного одержать верх над магией Ксальтотуна?
Хадрат отрицательно покачал головой.
— Нет. В противном случае мы, служители Асуры, знали бы об этом. Люди считают, что вера наша происходит от древнего стигийского культа Змеи. Это ложь. Наши предки прибыли из Вендии, из-за моря Вилайет и далеких гор Химелии. Мы — сыновья Востока, а не юга, и только нам ведомо о мудрецах нашей прародины, знающих и умеющих больше любого мудреца запада. Но даже самый сильный из них — всего лишь паутина на ветру против черной силы Ксальтотуна.
— Но его уже один раз одолели, — уперся Конан.
— Да, но против него были обращены силы Вселенной. А сейчас их источник вновь вернулся в его руки, и он будет беречь его пуще прежнего, чтобы его вновь не украли.
— Так что ж это за проклятый источник силы? — произнес заинтригованный Конан.
— Зовется он Сердцем Аримана. Когда пал Ахерон, дикий шаман, укравший эту вещь у Ксальтотуна и обративший ее против могучего чернокнижника, спрятал Сердце в тайнике, в
