откуда, как ему казалось, кто-то движется. Изредка клинок попадал во что-то, что на ощупь казалось материей, но это могла быть и обычная паутина. И, наконец, беглеца охватило паническое предчувствие, что он попал в ловушку, откуда ему уже не выбраться и где с ним теперь расправятся клыки и когти невидимых демонов. И, кроме стальных тисков отчаянья, его преследовала еще мысль, обязанная своим происхождением открывшейся ему правде: легенда об Акиваше была очень старой, и, с ходом времени в зловещих рассказах о ней облик ее стал представляться очень идеалистично — как цветок вечной молодости. Для большей части мечтателей, поэтов и менестрелей она была не столько страшной княжной, сколько символом бессмертной красоты и юности, живущей вечно в заоблачной обители богов. Правда была куда страшнее. Источником вечной жизни оказался отвратительный грех. И это порождало жгучую боль разочарования и крушения идеалов юности: словно золото и цветы, так заманчиво зовущие издали, на деле оказались грязным болотом и свалкой. Теперь все его попытки стали казаться ему бессмысленными и бесполезными, и взамен появилось ощущение фальши всех человеческих взглядов на мир.
Теперь сомневаться не приходилось — его неуклонно настигали, и преследователи двигались в темноте гораздо быстрее его самого. За спиной раздавались шорохи, которые явно не могли быть изданы ни человеческими ногами, ни лапами обычных зверей. Осознав безвыходность своего положения, он решил обернуться и встретиться с невидимым им противником лицом к лицу. Но все отзвуки неожиданно стихли, а сам он, вновь повернувшись и продолжив свой путь, вдруг разглядел где-то в глубине длинного коридора, впереди, слабый отсвет.
Глава XIX
«В обители мертвых»
Конан стал осторожно продвигаться в направлении источника света, одновременно прислушиваясь, не раздается ли за спиной шум погони. Но ничего не было слышно, хотя, как он чувствовал, тьма была полна жизни.
Источник света не стоял на месте — было видно, что он передвигается, нелепо и гротескно подпрыгивая. А потом, наконец, стала ясна причина этого. Тоннель, которым двигался Конан, в некотором отдалении пересекал более широкий коридор, по которому сейчас шла необычная процессия — четверо высоких худощавых мужчин в черных распахивающихся на ходу накидках с капюшонами. Все они опирались на длинные посохи, а предводитель их держал над головой факел, сиявший удивительно ровным светом. Как вереница привидений, они пересекли поле зрения киммерийца и вновь исчезли, оставив после себя лишь слабеющее по мере ух удаления свечение. Облик их был достаточно удивителен — они не напоминали ни стигийцев, ни вообще кого-либо из других ранее виденных Конаном рас. Можно было даже усомниться — люди ли это: они производили впечатление духов, неслышно крадущихся по страшным извилистым коридорам.
Так как в положении, котором он сейчас оказался, выбирать было не из чего и, кроме того, при наступлении темноты за спиной его вновь возобновились шорохи, Конан стремглав побежал вперед, за таинственными незнакомцами. Он свернул в коридор, по которому они только что прошли, и заметил огонь, освещавший этой процессии дорогу. Следуя за ней на безопасном расстоянии и внимательно следя за действиями незнакомцев, он успел заметить, что их удивительные фигуры неожиданно остановились и сбились в кучу. Он тоже остановился и прижался к стене. А они теперь развернулись и пошли в обратном направлении, словно решив возвращаться по той же дороге. Ничего не оставалось делать, кроме как быстро свернуть в первый попавшийся темный проем какого-то хода и спрятаться там. Осторожно осмотревшись в ставшем уже привычным полумраке, король Аквилонии убедился, что ответвление это идет не прямо, а почти сразу же сворачивает круто в сторону. Поэтому, укрывшись за первым поворотом, где его не могли заметить таинственные преследователи, он стал ждать.
И вдруг у себя за спиной он услышал низкое гудение, напоминавшее шум множества человеческих голосов. Резко обернувшись и пройдя немного по направлению к источнику звука, он убедился, что его предположения оказались верными. Конан моментально отказался от первоначального плана бегства отсюда по следам необычной компании и решил идти на голоса, чтобы разобраться, что там происходит.
Миновав еще несколько поворотов, он, наконец, увидел рассеивающие темноту отблески света и вышел в широкую галерею, в противоположном конце которой в свете факелов были заметны широкие двери. По левой стене галереи куда-то вверх поднималась узкая лестница, на которую, послушавшись какого-то внутреннего голоса, и ступил Конан. Голоса доносились из-за этих самых дверей, и звуки их постепенно ослабевали по мере его восхождения вверх по ступеням. Одолев последние из них, киммериец увидел перед собой низкие двери, толкнув створки которых, он попал в огромный зал, освещенный каким-то необычным сиянием. Он стоял на узком балконе, нависшем над помещением огромных, колоссальных размеров. И неожиданно понял, где находится — ему приходилось слышать об этом месте в леденящих душу рассказах. Это была Обитель Мертвых, которую, кроме молчаливых жрецов Стигии, видели очень немногие. Выдолбленные в черном камне ряды ниш заполняли фрески и расписные саркофаги. Ниши эти тянулись вдоль всех стен, и ряды их терялись где-то далеко во мраке, а самые верхние ярусы их исчезали высоко под потолком. Тысячи резных каменных масок спокойно и безучастно глядели вниз, где, незначительная и малочисленная по сравнению с присутствующей здесь армией мертвых, стояла жалкая кучка живых людей.
Десятеро из них были жрецами, в которых, несмотря на то, что они сняли маски, Конан узнал своих спутников похода к пирамиде. Они окружили высокого человека с орлиными чертами лица, что стоял у черного алтаря, на котором лежала мумия в истлевших бинтах. А сам алтарь, казалось, был залит живым огнем, что, пульсируя и мерцая, отбрасывал на камень рваные отблески. Это ослепительное сияние исходило от лежащего тут же, на алтаре, красного драгоценного камня и придавало лицам стоявших рядом жрецов трупную бледность. И, глядя вниз, Конан неожиданно ощутил на своих плечах груз пройденных им долгих миль пути, всех дней и ночей этого трудного похода, и стал раздумывать, в какой момент лучше напасть на мрачных жрецов, чтобы пробиться с помощью ударов ножа через их строй и завладеть камнем. Пальцы его нетерпеливо сжались в кулаки, но он сдержал себя и пока остался стоять в тени каменной балюстрады. Еще раз внимательно осмотревшись, он заметил, что вниз с балкона ведет еще одна лестница — она тесно прижималась к одной из стен зала и сейчас была скрыта тенью. Кроме того, он убедился, что здесь, в зале, нет больше никого из других служителей культа или верующих — только небольшая группа людей, окружившая алтарь.
В огромном пустом зале голос высокого жреца разносился громко и зловеще:
— …и вот эта весть пришла к нам, на юг. О ней шептал ветер, о ней кричали с небес птицы, ее передавали друг другу ночные совы, змеи и нетопыри, населяющие древние развалины. Ее узнали оборотни и вампиры, и демоны мрака. Ночь черных бездн проснулась и тряхнула своей тяжелой гривой, а на дне глубочайших пропастей, где царит вечная тьма, загудели бубны, и эхо далеких незнакомых криков испугало людей, идущих в ночи. Ибо Сердце Аримана вновь увидело свет, чтобы, наконец, выполнить свое предначертание.
Не спрашивайте меня, как я, Тутотмес из Кеми, новый Князь Ночи, сумел услышать эту новость раньше Тот-Амона, мнящего себя владыкой всех чернокнижников. Эти секреты не
