по одной причине — ходить в такую жару было менее неприятно, чем стоять на месте. Салливэна раздражало все: убогий городишко, станция, человек, едва различимый за немытым сто лет окном зала ожидания, даже бродячий пес, прячущийся от жары под перронной скамейкой.
Добродушная псина сделала ошибку, неправильно истолковав взгляд человека. Пес почесал за ухом, вылез из-под скамейки, потянулся и шагнул к Салливэну, умильно виляя хвостом. Спайк раздраженно послал его куда подальше. На эту тираду отреагировал человек в зале ожидания — он вышел на порог и бесстрастно оглядел незнакомцев.
Человек этот настолько же органично вписывался в окружающий пейзаж и интерьер, насколько оба приезжих казались инородными элементами в этой обстановке. Высокий, как Салливэн, он был лишь чуть более узок в плечах и намного меньше напоминал гориллу. Зато он был пропорционально сложен — выкованный пустыней и отшлифованный солнцем, не оставившим в его теле ни грамма лишнего веса. Мирно сложив на груди могучие руки, он уставился вдаль, в ту сторону, откуда должен был появиться поезд.
Пес прошелся вслед за незнакомцами, несколько напуганный, но все еще ожидающий, что его ласково погладят по голове и почешут за ухом. Дойдя до места, где тень заканчивалась, Салливэн вдруг резко повернулся и бросился на ошарашенного пса, широко разведя руки. Собака отскочила в сторону, и тогда он пнул ее изо всех сил — несчастный зверь поспешил забраться под скамейку, чтобы переждать там очередные жизненные невзгоды. Но в Салливэне вдруг проснулся куда более сильный звериный инстинкт, нежели тот, что присущ любой собаке. Он перестал контролировать себя, его сжигала жажда разрушения всего, что вызывало у него недобрые чувства, а значит — разрушения всего мира… или хотя бы вот этой несчастной псины.
— Перестань, Спайк, — попытался успокоить его Лайман. — Плюнь ты на нее, пусть сидит.
Салливэн не обратил внимания на слова Лаймана, вознамерившись вколотить ногами визжащее животное в асфальт перрона или кирпич стены. Неожиданно в обычный для него ход вещей вмешался человек из зала ожидания. Сделав шаг вперед и оказавшись между скамейкой и Салливэном, он сильно отпихнул того в сторону.
— Оставь собаку в покое, — спокойно сказал он.
— Это твоя скотина? — прорычал боец, сжимая кулаки.
— Нет. Была б моя, я бы не разговаривал с тобой, а всадил бы тебе в башку девять грамм свинца. А так я всего лишь прошу тебя.
Не дослушав, Салливэн нанес удар правой рукой. Бить он умел так, как умеют все боксеры клуба «Барбари-стрит». Числились за ним и драки со смертельным исходом. Противник был застигнут врасплох, и его челюсть приняла на себя всю мощь удара Салливэна. Лайман ойкнул и отскочил в сторону. Однако человек из пустыни не упал. Он покачнулся, на губах показалась кровь, но падать он не собирался, чем привел Спайка в замешательство. Вместо того чтобы продолжить атаку, Спайк на миг замер и немного опустил руки. Это было ошибкой, ибо ответ человека из пустыни оказался сильным и быстрым, как бросок тигра.
Скрипнули подошвы ботинок, крутанувшихся на месте вслед за разворотом тела, и левая рука незнакомца впечаталась Салливэну в грудную клетку. Спайк, не ожидавший такого поворота событий, не успел поставить блок. Еще бы, ведь никто в «Барбари», где выступали самые лихие, самые упрямые бойцы Западного побережья, не мог блокировать его удар.
Незнакомец ничего не понимал в боксе, его удары были слепыми, размашистыми, но в каждый из них он вкладывал весь свой вес, мощь плечевых мышц, корпуса, ног. Казалось, он сотворен из железа и камня. Кулаки Салливэна ранили его до крови, но он держал удары, и те, казалось, лишь распаляли его злобу. Во взгляде Салливэна мелькнуло отчаяние: ни один человек не может устоять против его ударов, однако для этого незнакомца из пустыни они как семечки!
Болезненный хрип вырвался изо рта Салливэна, когда кулак противника, пробив неумело поставленный блок, врезался ему в живот. Спайк невольно опустил руки. И тут же — в первый раз с начала драки — молотоподобный кулак человека из пустыни ударил ему в лицо, словно гиря в спелый арбуз. Кровь полилась ручьем; Салливэн покачнулся и рухнул.
Поскуливая, пес вылез из-под скамейки и поспешил найти себе более спокойное местечко. Над станцией повисла тишина, нарушаемая лишь стрекотом телеграфного аппарата. Дежурный даже не удосужился выйти на перрон, бесстрастно обозревая поле боя через раскрытое окно.
— Т-ты… кто такой? — прохрипел Эл Лайман, торопливо расстегивая вдруг ставший ему тесным воротник рубашки.
— Кирби Карнес, — коротко ответил незнакомец, глядя на менеджера сверху вниз.
— Боец? — Похоже, Лайман забыл о Салливэне, валяющемся у его ног в луже крови. — В смысле, чем ты на жизнь зарабатываешь? На ринге выступаешь?
Карнес покачал головой.
— Я был разнорабочим на нефтяном плато Сан-Годро, пока компания не закрыла скважины. Теперь ищу работу.
— Эй! — торопливо заговорил Лайман, поглядывая в сторону приближающегося к Юкке поезда. — Ты в эти скважины талант свой зарываешь! Знаешь, что ты сейчас сделал? Думаешь, просто морду кому-то набил? Нет, ты набил морду Спайку Салливэну, одному из самых твердых орешков на всем побережье! Ты мог бы стать сенсацией!
— Драться голыми руками, без перчаток — это мне знакомо. Приходилось. — Кирби задумчиво массировал глыбы бицепсов. — Но боксировать на ринге… Я как-то об этом и не думал.
— Давай так: я буду твоим менеджером, а ты будешь драться, — затараторил Лайман. — Обещаю: за месяц в Сан-Франциско ты заработаешь больше, чем за год, ковыряясь в своем мазуте. Ну, что скажешь?
Карнес оглядел колышущийся в знойном мареве горизонт, словно прощаясь со столь милой его сердцу пустыней, а затем произнес:
— Всегда хотел побывать в Сан-Франциско. Работы здесь нет и, скорее всего, в ближайшее время не предвидится.
— Отлично! — Лайман не скрывал удовольствия. — Помоги мне перетащить эту развалину в зал ожидания.
Несколько секунд спустя все еще валяющийся без сознания Спайк был перемещен на диванчик в душном зале ожидания. Мухи роем кружились вокруг его окровавленного лица.
— Пошли. — Лайман потянул Карнеса за рукав. — Поезд уже прибыл, стоянка всего две минуты.
— А с ним что? — Карнес ткнул пальцем в лежащего Салливэна.
— Да плюнь ты на него, пусть лежит. — Эл настойчиво тянул свою находку к дверям. — Я вконец извелся с этим доходягой. Пусть возвращается в свой поселок и вкалывает на шахте. Там ему и место, коли ничего другого не умеет.
Стук колес уносящегося на запад поезда звучал в ушах Лаймана точно звон монет. Легкие деньги! Отличный заработок! Эл уже продумал, как правильнее использовать этого дикаря Карнеса. Что-что, а использовать людей на полную катушку жуликоватый менеджер умел превосходно. А сам Кирби, не искушенный в спортивных делах, абсолютно не умеющий распознавать проходимцев вроде Лаймана, предугадывал, как тот собирается выжать его и что ему уготовано судьбой.
