Майк поспешно отмахнулся:
— Не вижу в этом смысла. Зачем? Ты организовываешь мне бои, я дерусь. Мы зарабатываем и делим деньги, а все остальное — это уже дело каждого из нас.
— Извини, Майк, — как мог вежливо сказал я. — Но это не только дело каждого по отдельности. Пойми, я на тебе заработал больше, чем на любом из прошлых своих чемпионов. И если б речь шла только о деньгах, я бы ни за что не стал гнать тебя с ринга. Но пойми: ты мне не чужой, а я — не только бизнесмен. Поверь мне, моему опыту — тебе нужно завязывать, уходить с ринга. И прямо сейчас. Еще не поздно даже попытаться и восстановить твое лицо. Пластические операции — потрясающая штука. Красавчиком, конечно, тебе уже не быть, но вполне сносную рожу сделать можно. И поверь: еще один бой — и, вполне возможно, мне придется брать над тобой опекунство и устраивать в богадельню.
— Я крепче, чем ты думаешь, Стив, — мрачно сказал Бреннон. — Я сейчас в лучшей, чем когда-либо, форме. Организуй-ка ты мне Матроса Слэйда.
— Однажды он уже отделал тебя, а тогда за тобой не было трех лет постоянного мордобоя. С чего ты взял, что на этот раз…
— Тогда у меня не было воли к победе.
С таким доводом я не мог не согласиться. Откуда возникла эта воля, я не знал, но, повинуясь таинственному внутреннему приказу, Майк умудрялся вставать и побеждать даже тогда, когда проигрыш казался неминуемым. Сколько раз я видел, как он падает, бьется головой о холщовое покрытие ринга, как закатываются его глаза, бледнеет лицо… но затем он вновь вставал и шел в бой. Что же заставляло его совершать невозможное? Не страх ли? Да, страх проиграть! Этот страх двигал им, когда даже его железное тело содрогалось и сгибалась под могучими ударами противника, когда даже его первобытные злость и ярость, притупляемые усталостью, начинали угасать. Что заставляло Бреннона столь странно воспринимать возможный исход боя, я не знал, но чувствовал, что каким-то образом это связано с его необъяснимой страстью к деньгам.
— Запишешь меня на четыре боя, — приказным тоном сказал Майк. — С Матросом Слэйдом, Хансеном-младшим, Джеком Слэттери и Майком Костиганом.
— Да ты, видать, уже рехнулся! — не сдержался я. — Наметил четырех самых опасных для тебя в мире бойцов. Это тебе не пронырливые полутяжеловесы. У этих ребят удар так поставлен, что держись.
— Ерунда. С Хансеном вообще проблем не будет. Один раз я его уже уложил, уложу и сейчас. Вот со Слэттери сложнее, оставим его напоследок. А для начала я разберусь со Слэйдом. Потом — очередь Костигана. Он наименее техничен из всех них, зато лупит от души. Если я действительно сдаю, то не хотелось бы откладывать встречу с ним надолго.
— Но это же самоубийство! Если тебе приспичило драться, пошли ты этих мордоворотов к чертовой матери и выходи на клубные, договорные бои на потеху публике. Ребята там попроще, да и всегда можно договориться, чтобы били не в полную силу. А эти четверо… Если Слэйд не раскатает тебя в лепешку, то, по крайней мере, измотает так, что Костиган прямо на ринге вгонит тебя в гроб, да еще и крышку заколотит. Он же убийца! Не забывай, что и его частенько называют Железным Майком.
— Великолепная компания. Весьма выгодная, — совершенно серьезно заметил Майк. — Смотри не продешеви. Матрос Слэйд — тоже козырной туз, как и я. А Костиган… что ж, публика валом повалит на бой двух железных парней.
Что касается рассуждений Майка на темы коммерческой конъюнктуры, то с ними я спорить не мог. Бреннон был, как всегда, убийственно прав.
5
Это случилось за несколько дней до поединка с Матросом Слэйдом. Я заглянул в комнату к Майку, и мой взор случайно упал на недописанное письмо у него на столе. Я не собирался читать его, лишь скользнул взглядом по конверту… и оторопел, увидев, что адресовано оно какой-то Маргарет Вэлшир, в одну из самых престижных и дорогих частных женских школ Нью-Йорка.
Рядом лежало письмо от этой Маргарет. Тут любопытство во мне взяло верх над воспитанием. Я никак не мог уразуметь, какого черта девушка, учащаяся в дорогой светской школе, переписывается с простым боксером. Пробежав глазами две строчки, я обалдел и уже не смог оторваться от письма; я жадно прочитал его от первой до последней буквы. Отложил и тотчас схватил лежавшее рядом письмо, адресованное Майку.
Не успел я дочитать его до конца, как в комнату вошли Майк и Гэнлон. Глаза Бреннона вспыхнули, но прежде, чем он успел что-либо сказать, я сам набросился на него с оскорблениями, которые, в общем-то, мне не свойственны.
— Идиот! — заорал я. — Болван! Вот, значит, из-за чего ты уродуешь себя!
— Какого черта ты копаешься в моих личных письмах? — задыхаясь от гнева, прохрипел Майк.
— Я не собираюсь вести с тобой дискуссии по этикету, — не унимался я. — Можешь потом дух из меня вышибить, но сначала я скажу все, что думаю! Ты, значит, содержишь какую-то девчонку в одной из самых дорогих школ страны? Это частный университет! Что же это за женщина, которая позволяет тебе проходить через мясорубку? Хотел бы я, чтоб она посмотрела на твою изуродованную рожу. Пока она там прохлаждается в самой дорогой из всех известных школ, ты подставляешь башку и тело под камнедробильные молоты, харкаешь кровью!.. И все из-за какой-то…
— Заткнись! — проревел Бреннон, бледный, трясущийся от ярости.
Он наклонился над столом, оперся о него кулаками. Костяшки пальцев побелели, а ножки стола, казалось, вот-вот не выдержат напряжения и сломаются одна за другой.
Теперь Бреннон заговорил более спокойно:
— Знай же, Стив: да, это она. Она, та, что заставляет меня вновь и вновь выходить на ринг, вставать после ударов и снова бросаться в бой. Она — единственная девушка, которую я любил в своей жизни, которую люблю и буду любить всегда. Выслушай меня. Знаешь ли ты, как одинок ребенок, у которого в целом мире нет ни одного человека, кого он бы полюбил? В приюте, где я жил, работали добрые, сердечные люди, но нас было слишком много. Основы начального образования они мне дали, и это все. Выйдя из приюта, я оказался в еще худшем мире. Мне пришлось вкалывать до седьмого пота, голодать, драться, учиться обманывать. Все, что у меня есть, я отвоевал у жизни, зубами вырвал. Ты говоришь, что я лучше образован, чем большинство боксеров. Возможно. Но и это мне пришлось выбивать из жизни. Несмотря на все сложности, я одолел среднюю школу, плюс к этому я прочел все книги, которые мне удалось выпросить, украсть или взять в библиотеке. Не раз я отказывал себе в куске хлеба, чтобы купить книгу. На ринг меня выбросило после того, как я потерпел поражение во всех других начинаниях. Зато в пьяных драках равных мне не было. В тот вечер, когда ты пришел ко мне с предложением, я твердо решил уйти из бокса. С тех пор меня несло по течению жизни. И вот в одном из небольших городков в Аризоне я встретил ее — Маргарет Вэлшир.
Ты говоришь — бедность. Кто-кто, а она тоже знала о нищете не понаслышке, работала до потери сознания, до кровавых мозолей на руках — она была посудомойкой в придорожном кафе. Но что-то отличало ее от большинства людей, влачащих такое существование, как, наверно, и меня. Может быть, что-то было вложено в нас от рождения, вот только судьба распорядилась иначе. А Маргарет — она уж точно была рождена для
