— я не знаю.
— Тот парень, который огрел тебя по голове дубиной, вполне мог сцапать и ее, спрятав где-нибудь в укромном месте, откуда не слышны ее крики. Черт побери, эти ублюдки будут пытать ее, а потом убьют!.. Ладно, хватит об этом. Пора выбираться отсюда. Пошли, Лал Сингх.
Таинственные синеватые сумерки окутали скалы, когда американец и сикх вошли в каменный лабиринт. Поплутав по узким коридорам, они наконец вышли в достаточно широкое ущелье, которое, как надеялся Гордон, было тем самым, что он видел с вершины скалы. Некоторое время друзья шли по дну этого ущелья, уводившего их прямо на юг, но неожиданно оно вдруг раздвоилось, превратившись в два почти одинаковых по ширине рукава. Скорее всего, подумал Гордон, оба этих рукава, обогнув вытянутую скалу, сходятся вновь в единое русло где-то впереди. Он поделился своими мыслями с Лалом Сингхом, на что тот сказал:
— Но есть вероятность, что один из рукавов ведет в тупик. Давай так: я беру на себя левое ущелье, а ты правое. Пройдем вперед, а там будет ясно, нужно ли возвращаться обратно, и если нужно, то кому из нас.
Гордон не успел ничего возразить ему — так быстро Лал Сингх исчез в левом ответвлении ущелья, пропав из виду практически мгновенно. Гордон хотел было окликнуть его, но что-то удержало его от крика. По правую руку от него в стене виднелась еще более узкая щель — уже почти утонувший в сумерках колодец теней. И там, в беспроглядной серо- синей мгле, что-то шевельнулось… Шевельнулось и стало приближаться к выходу из этой темной щели. Напрягшись и затаив дыхание, Гордон, с трудом веря своим глазам, наблюдал, как к нему приближается чудовищный человекоподобный силуэт.
Он был как обретший реальность дух края кошмаров, как зловещее воплощение персонажа мрачной легенды, обретшее плоть и кровь.
Это создание оказалось огромной обезьяной — ростом с крупную гориллу. В отличие от тропических обезьян, тело этой твари покрывала довольно густая белесо-серая шерсть. Руки и ноги, ступни и кисти этого создания больше походили на человеческие, чем конечности других обезьян. С первого взгляда было ясно, что этот великан не древесное животное, а уроженец равнин или скальных хребтов, расположенных не в тропических широтах. Физиономия этого примата в общих чертах была как у гориллы, но переносица у него была выражена сильнее, челюсти меньше напоминали звериную пасть, хотя подбородка, Как и у других обезьян, не наблюдалось. При этом все черты сходства с человеком словно специально служили для того, чтобы подчеркнуть устрашающий облик чудовища, а разум, светившийся в его глазах, пылал только злом и жестокой ненавистью.
Гордон понял, что за тварь предстала перед ним. В существование этого редчайшего монстра он не верил — до этой вот секунды. Чудовище называлось снежным человеком, или белой обезьяной пустынь. Местом его естественного обитания были степи, пустыни и предгорья Внутренней Монголии. До Гордона доходили слухи и легенды об этом существе, слухи и легенды, спускавшиеся с отрогов затерянного плато Гоби, еще не исследованного и не изученного белым человеком. Представители племен, живших там, клялись, что верят в существование огромной человекообразной обезьяны, обитающей там с незапамятных времен и прекрасно приспособленной к суровой жизни в холоде и бесплодье высокогорных зим. Но до сих пор Гордон не встречал ни одного человека, который мог бы убедительно доказать или хоть как-то подтвердить факт встречи с одним из этих чудовищ.
На сей раз абсолютно неопровержимое доказательство стояло передним собственной персоной. Как кочевникам, служившим Отману, удалось привезти сюда из Монголии этого монстра, Гордон мог только гадать, но в том, что это и есть тот таинственный джинн, что обитал в скалах к югу от Шализара, сомнений у него не было.
Все эти мысли пронеслись в голове американца с быстротой молнии, в тот краткий миг, когда человек и обезьяна в напряжении стояли друг против друга, рассматривая и оценивая один другого. Затем в каменных стенах ущелья загрохотало эхо, повторяющее глубокий низкий рык обезьяны, бросившейся на чужака, молотящей воздух огромными кулаками и обнажившей в боевой гримасе чудовищные клыки.
Гордон не стал звать своего друга. Лал Сингх был безоружен и вряд ли смог бы помочь ему. Не попытался он и убегать. Встав поудобнее, он выставил вперед меч и приготовился отразить нападение, противопоставив разум, ловкость и сталь природной хитрости, скорости и невероятной силе противника.
Обычно обезьяне доставались беспомощные, истерзанные жертвы, прошедшие ад пыток, которые известны только редким мастерам этого дела даже здесь, на жестоком Востоке. Недочеловеческий разум, отличавший эту обезьяну от других представителей животного царства, находил удовлетворение в созерцании предсмертных мук несчастных людей и в причинении им последней, как можно более мучительной боли. Человек, что стоял сейчас перед чудовищем, был для него всего лишь еще одной мягкотелой тварью, которую предстояло сладострастно разодрать на куски, вывернуть наизнанку, переломать ей все кости. А то, что эта тварь стоит на ногах прямо и держит перед собой какую-то блестящую штуку — так это дела не меняет.
Гордон понимал, что единственный шанс уцелеть — это избежать хватки чудовищных лап, или рук, которые могли раздавить его в одну секунду. Внешне громоздкое, чудовище оказалось очень ловким и быстрым — оно стремительно подбежало к Гордону и завершило атаку молниеносным броском, словно выпущенное из пушки ядро. Гордон стоял неподвижно, когда обезьяна направилась к нему, не изменил он своего положения и в момент броска. Когда же, казалось, когтистые лапы готовы были сомкнуться на его теле, он мгновенно, со скоростью отпущенной с держателя катапульты, увернулся с линии атаки.
Когтеподобные ногти обезьяны зацепили лишь его рубашку в тот самый миг, когда Гордон прыгнул в сторону. И в том же самом прыжке он резко взмахнул клинком и нанес рубящий удар. Чудовищный рев огласил скалы и ущелья: рука — или лапа — обезьяны, отрубленная мечом по локоть, покатилась по земле. Несмотря на боль, несмотря на бьющую фонтаном кровь, зверь ни на мгновение не прервал свою атаку, и на этот раз его бросок был настолько молниеносным, что человеческие мышцы и суставы оказались не в силах полностью и абсолютно своевременно среагировать на него.
Гордону удалось увернуться от когтей и растопыренной пятерни оставшейся целой лапы монстра, но удар массивного плеча вывел его из равновесия и отшвырнул к скале. Но, падая, приминаемый дикой тяжестью, Гордон из последних сил всадил меч в брюхо обезьяны и даже успел резко дернуть клинок вверх, полагая, что наносит свой последний предсмертный удар.
Человек и зверь вместе ударились о каменную стену, и здоровая рука обезьяны тотчас же обвилась удушающей хваткой вокруг тела Гордона. Чудовищный рев оглушил его, когда прямо перед его лицом распахнулась огромная пасть… Но в этот момент резкая судорога пробежала по гигантскому телу обезьяны, рев, вырывавшийся из ее глотки, сменился хрипом и бульканьем. Хватка зверя ослабла, и Гордон, поспешив отскочить подальше, увидел, как огромная обезьяна начала молотить в воздухе всеми конечностями, дергаясь в предсмертных конвульсиях. Стальной клинок не только вспорол монстру брюхо, рассек кишечник с желудком, но и, будучи правильно направлен, проник снизу в грудную клетку и, по всей видимости, вонзился в сердце этого человекоподобного зверя, или звероподобного человека.
Все мышцы Гордона мелко дрожали, как после долгого боя или многочасовой тренировки на выносливость. Стальные мускулы его грудной клетки сохранили ему жизнь: ведь за те мгновения, что он испытывал на себе хватку огромной обезьяны, более слабый человек был бы задушен или раздавлен, как скорлупа ореха. Но даже для него, при всей его силе, такая схватка оказалась страшно выматывающей. Рубашка и нательное белье Гордона
