только высшие.
— Скажи-ка нам, волшебник, — начал издалека принц, — это для нас очень важно, мы сюда к тебе сегодня для этого и пришли. Насколько правда то, что ты его, — принц показал на Дениса, — как ты выражаешься, перетянул из другого мира. Ну, из будущего, что ли… Или в какой степени правда?
Подождали, пока горбатый ломиком сокрушил кристалл и извлек оттуда останки генуэзки. Пупака тем временем, отдувая от лица нечесаные космы, смешивал вино и раздавал присутствующим. Сикидит, впрочем, отказался, он был трезвенник.
Чародей отвечал принцу, что ведь он много раз уже рассказывал по его требованию, как все произошло. Вот и свидетель — Пупака, тоже ведь синэтер государя. А в вестибюле, среди поджидающей господ челяди, есть и другой, слава Богу, свидетель — оруженосец Костаки.
— Я верю, верю… — остановил его принц. — Но есть свидетельства, говорящие об обратном. Ты молчи, молчи, — удержал он Дениса. — Пусть выскажет все до конца. Мне надо знать, как это могло произойти. Или, во всяком случае, как ты мог извлечь его оттуда?
Сикидит, сделав жест безнадежности, принялся говорить о том, что весь видимый и ощутимый мир есть попущение Божье. Бог, так сказать, спал или отдыхал, и в условиях потери им бдительности и образовался мир. В нем может случиться что угодно и когда угодно, и если подойти с другого конца — нет чуда, а есть скудость нашего невоспринимающего ума. Пишет же блаженный Палефат, что у мифического Дедала, который был на Крите и у которого был сын Икар, у него имелись там живые скульптуры, у каждой в ногах был запрятан особый моторчик… А взять того же Пигмалиона.
— Ты, папаша, не из той оперы, — опять остановил его принц. — Мы про генуэзку тебя не спрашиваем. Ограничимся тем, что мы установили непреложность факта — сей гражданин, по имени Дионисий или как там его, вовсе не сын какого-нибудь пресловутого мельника, а действительно человек из другого мира, продукт твоих колдовских, гражданин Сикидит, деяний. Так я говорю?
— Так! — в один голос ответили увлеченно слушающие Агиохристофорит и Пупака.
— А если так, то освети нам, батюшка Сикидит, следующие проблемы: какие сверхъестественные возможности имеет этот твой продукт и нельзя ли нам отправить его обратно, обязав, чтобы вернулся потом к нам? Видишь, — остановил он темпераментного чародея, которому уже не терпелось вступить в диспут. — Мы, как представители властей предержащих, уже не спрашиваем тебя, что за нечистая сила тебе помогала, хотя это напрочь исключено законами империи и церкви. Мы на это закрываем глаза. Теперь говори!
— И отвечу, и отвечу! — суетился возбужденный Сикидит, брызгая слюной из беззубого рта. — Напрасно ты, всевысочайший, надеешься на сверхъестественные силы этого своего синэтера. Там, в своем мире, он был не чем иным, кроме как нерадивым школяром, и книги читал плохо. Так что зря ты ждешь, что он тотчас вспомнит прочитанное и день за днем восстановит тебе судьбу. Позволь, я при твоей высокой персоне устрою ему некоторое испытание?
Принц взглянул на Дениса, убедился, что он совершенно спокоен, и разрешил.
— Скажи, плод греха и добродетели, — вопросил чародей, — перетряхни-ка свою память. Что произойдет, а для вас, естественно, это уже произошло, в двести пятый день второго индикта шесть тысяч шестьсот двадцать пятого года?
Он даже сгорбился, пытливо всматриваясь в бесстрастное лицо синэтера. Денис лихорадочно перебирал в памяти прочитанные или даже законспектированные когда-то истории и хроники. Старался не показать, что ему стыдно, но память звенела только обрывками каких-то поездок, разговоров, встреч, ненужных расчетов никчемного имущества.
Сикидит с трудом пережил последовавшее за этим молчание и, сочтя, что условность соблюдена, принялся торжествовать, только что на одной ножке не прыгал от триумфа.
— Комета должна взойти, комета! Путница небес, летучая звезда! Как можно забыть или не знать такое… Я целый год просидел над вычисленьями!
Денис молчал, хотя и принц, и все присутствующие посматривали на него явно в ожидании каких-то слов. Первым нарушил молчание Андроник, у которого на уме было свое.
— Послушай, отец родной, — обратился он к Сикидиту. — А вот нельзя ли бы все-таки хотя бы на время перешвырнуть его обратно? Знаю, ты скажешь, наше искусство волхвования не мячик. Но если очень нужно, а?
Собеседники ожидали, к чему он клонит.
— Мы бы с тебя, Дионисий, — обратился он к нашему герою, — даже клятвы бы вернуться не взяли. Ведь мы же тебя здесь не обижали? Помнишь, ты третьего дня рассказывал, что есть у вас там (он тоже показал пальцем ровно на потолок) магические орудия — инструментум флогистонум, как они по-вашему называются?
Принц, оказывается, взял с собою записные восковые таблички, которые обычно носит за ним Евматий. Перелистав, он нашел запись.
— Вот это слово — пу-ле-мьот!
«Ах вот оно что! — сообразил Денис. — Рассказы об автомобиле, пароходе, самолете, телевизоре, даже об атомной бомбе не произвели на него впечатления, хотя слушал он их внимательнее, чем дитя слушает про ковер-самолет или шапку-невидимку. Вот пулемет ему нужен, пулемет, доступное для понимания орудие убийства!»
Денис хотел высказать сомнение, удастся ли перенести с собой вещь, материальный предмет? Ведь при его «перетаскивании» сюда даже плавки, извините, с него слетели!
Но среди руководства уже шел политический разговор по-крупному, а на его голос обращали внимания не более чем на писк белой мыши перед экспериментом.
Андроник, одержимый новой идеей, шагал по эргастирию, терзая свой ус. Сикидит же, сгорбясь, ютился в кожаном кресле, ветхом до такой степени, что можно было подозревать его принадлежность еще магам Древнего Египта.
— Я часто думаю теперь, — развивал свою мысль принц. — Как это Александру Македонскому с горсткой его синэтеров, с крошечной армией удалось завоевать исполинскую Персию и с нею весь мир? Говорят, что он водился с магами всякими и чародеями, может быть, они из далекого будущего доставили ему хотя бы один пулемет?
— Ну и что ты будешь делать с этим пулеметом? — иронизировал Сикидит. — Воевать станешь с римским папой или с Фридрихом Барбароссой?
Тут даже Денис улыбнулся, а Андроник пришел в совершеннейшую ярость.
— Нет! Это бедные, малокультурные земли. В Каир хочу, в Багдад, в Индию! Дайте мне хотя бы один ящик патронов и пулемет!
Он остановился напротив кресла Сикидита и указал на него пальцем.
— Ты, чудотворец! А можешь ли ты пятью хлебами и семью рыбами накормить мне хоть тысячу человек? Можешь ли остановить развал, укротить нищету, отразить нашествие? Не можешь? Тогда, молю — сделай чудо, доставь мне из глубин пространства и времени хотя бы один пулемет!
«Опять он прав!» — пожал плечами Денис. Но он уже отключился от политических страстей. Он понимал, что тотчас же по приказу принца может быть отправлен домой… Домой! Как хотел он и ждал этого часа, изобретал, как бы ускорить возвращение. «Денис Петрович, где вы?» Сердце колотилось и замирало в предчувствии нелегкого пути, но как теперь тронуться в этот путь, если у него есть Фоти и у них будет ребенок?
Судьба снова железным кулаком стучалась в дверь.
