поморгала, чтобы удостовериться, что зрение ее не обманывает. Это был Вилл, прямо перед ней! Спокойный и печальный, он сидел и смотрел на Элизабет в столь обычной своей манере, что она начала краснеть. Казалось, в этот миг у нее от радости выросли крылья. На какое-то время она даже забыла, что ей нужно делать сегодня вечером.
Мать с сестрой, не заметив, как Элизабет остановилась и покраснела, прошли вперед, спустившись по семи каменным ступенькам, и стали ждать, пока Вилл поможет им сесть в экипаж. Элизабет подошла ближе, сгорая от желания коснуться его, в том числе и чтобы удостовериться, что он не игра ее воображения. На Вилле были короткая шерстяная куртка с поднятым воротником, черные брюки, привычные коричневые ботинки и котелок, который он надевал только по вечерам. Сажая девушку в экипаж, он опустил глаза, но Элизабет чувствовала его руки на талии и замирала от счастья, успокоенная знакомым прикосновением.
А потом лошади повезли их в направлении «Вальдорфа».
– Ты улыбаешься, – удивленно отметила мать.
– О, – Элизабет непроизвольно поднесла пальцы к щекам, – Мне стало легче, вот и все. Хорошо, что мы уже едем.
– Да. Позор, конечно, что Генри встречает тебя там, а не в нашем доме…
Элизабет не могла прогнать с лица глупую улыбку, и ей было неважно, что там говорила мать. Она чувствовала себя легче перышка, летевшего сквозь город. Город, в котором все еще царило безумное, безудержное веселье…
– Впрочем, ладно. Это тоже неплохо. Важно, что в бальную залу вы войдете вместе.
– Да, – с легкостью ответила Элизабет.
Точно таким же тоном она отозвалась бы сейчас на все замечания матери. Вилл не бросил ее! Он понимает, что она делает это для своей семьи. Они никогда не будут вместе, но между ними не будет и громадного расстояния в сотни километров. Она сможет видеть его, когда захочет, и, может быть, он будет любить ее и в статусе миссис Шунмейкер.
Несмотря на запруженные улицы, вскоре они уже были на углу Пятой Авеню и Тридцать четвертой улицы. Элизабет, улыбаясь, ждала, когда Вилл распахнет дверцу. Казалось, что весь Нью-Йорк высыпал на улицы, направляясь к «Вальдорф-Астории». Гостиница в пятнадцать этажей мерцала каждой своей башенкой и шпилем, всеми бесчисленными окнами, и несомненно была главным украшением района. Перед зданием в несколько рядов стояли экипажи.
Когда Диана с матерью вышли, Элизабет взяла Вилла за руку и медленно спустилась вниз. Коснувшись земли, она отпустила его руку, а он продолжал сжимать ее пальцы.
Она повернулась и увидела, как он наклонился и поцеловал ее руку. Тепло его губ волной пронеслось по всему телу Элизабет. Вилл внимательно смотрел на нее, а Элизабет не отрывала взгляда от его спокойных, уверенных глаз, красивого носа и полных губ, которые она целовала столько раз. И тут она поняла, что он что-то беззвучно шепчет ей. Там, перед всеми собравшимися у «Вальдорф Астории», Вилл безмолвно, одними губами говорил, что любит ее…
– Вилл! – рявкнула миссис Холланд. Оцепеневшая Элизабет отдернула руку и услышала обычные инструкции матери. – Вилл может вернуться домой, потому что обратно их привезут Шунмейкеры, – с облегчением поняла, что никто ничего не заметил. Она нашла в себе смелость робко улыбнуться любимому и прошептать, как она рада, что он остался. Затем повернулась и последовала за семьей в отель.
– Сегодня прекрасная погода, – повернув голову, Элизабет увидела дородную женщину в тяжелой золотой парче. Она ее не узнала и решила, что это одна из миллионерш с Запада, которых с каждым днем в Нью-Йорке становилось все больше. – Погода Дьюи, вот как я это называю, – добавила женщина, широко улыбаясь.
– Да, очень мило. – Только после слов о прекрасной погоде Элизабет поняла, что на улице и в самом деле очень приятно: ясное небо, легкий ветерок, и относительно тепло для позднего сентябрьского вечера. Впервые за неделю она почувствовала, что все будет хорошо.
– Приятного отдыха, – улыбнулась она женщине и повернулась к Диане.
Сестра взяла ее за руку и потянула в большой сверкающий вестибюль. Они быстро шли по коридору с мраморными стенами янтарного цвета, огромными зеркалами и мозаичным полом. Вдоль стен на мягких обитых бархатом креслах сидели гости, смеялись, громко разговаривали и рассматривали друг друга. Стоял невообразимый шум, все вокруг бурлило, и Элизабет начала понимать, почему газеты называли это место «аллеей павлинов».
– Его тут нет! – с жаром провозгласила миссис Холланд.
– Кого? – спросила Элизабет. Она видела раздражение матери, но все еще не могла стереть с лица улыбку. Она была слишком счастлива: Вилл не уехал, он здесь, и он по– прежнему любит ее…
– Генри, кого же еще! Все говорят, что он все еще на яхте.
Элизабет смотрела, как мать скрестила руки на груди и плотно сжала губы. Она закипала от ярости, оскорбленная тем, что не удалось продемонстрировать публике помолвку дочери. Вдруг позади нее выросла Пенелопа, облаченная в прекрасное платье цвета спелой хурмы, с низким, украшенным бисером вырезом.
– Да, часть гостей уже вернулась с «Элизиана» на берег, – сообщила она. – И, похоже, Генри тоже освободился.
– Ну что ж, – весело ответила Элизабет, – Он будет здесь довольно скоро. Нет причин волноваться, и можно наслаждаться вечером.
Она взяла Пенелопу за руку и тепло поцеловала в щеку. Так хорошо, что она рядом! Миссис Холланд мрачно взглянула на дочь, резко повернулась и направилась в огромную бальную залу отеля. Элизабет взглянула на сияющие лица сестры и подруги и пожала плечами. – Кто-то должен сказать матушке, что это не она выходит замуж за Генри Шунмейкера.
Девушки рассмеялись и, взявшись за руки, окунулись в атмосферу сияющего шумного праздника. Все трое выглядели счастливыми как никогда…
25
Сидеть в бальной зале «Вальдорф-Астории» для Дианы было равносильно погребению в самом роскошном мавзолее из всех когда-либо построенных. Стены, потолок и даже пол – все блестело ослепительным золотым светом, а зеркала отражали блеск комнаты. Свет лавиной изливался с сорокафутового потолка, освещая лица гостей. Здесь была вполне привычная компания – дочери и сыновья старых нью-йоркских магнатов, новые миллионеры в черных фраках и роскошных платьях, моряки в эполетах и при офицерском оружии. С каждым днем, отмечала Диана, она узнает все больше и больше, и мир открывается перед ней во всем многообразии.
– Ты видела Агнесс? – спросила Пенелопа у Элизабет.
В перерывах между танцами девушки сидели на одном из бархатных диванов, держа в руках бокалы с шампанским и обмахиваясь веерами. Их юбки – лавандовая, розовая и красная– струились по полу. Каждый раз, когда открывалась дверь, они смотрели, не Генри ли это пришел, но его затянувшееся отсутствие никого их них не расстраивало. Получив записку, Диана не могла думать ни о чем, кроме Генри, но если он приедет, то ей до конца вечера
