Последовало молчание. Диана теребила кружево пеньюара, затем раздраженно взглянула на сестру. В конце концов, Элизабет вмешалась:
— Я знаю, вам кажется очень странным, что я здесь, учитывая сообщения о моей смерти.
— Странным, — повторил Сноуден. — Это не странно. Это чудо! Я так рад, что присутствую здесь в этот удивительный момент. Я очень хорошо знал вашего отца, Элизабет, и я многим ему обязан. Я не знаю, сказала ли вам Диана…
Диана покачала головой, ей было очень стыдно. Она надеялась, что Сноуден не упомянет при Элизабет, как безразлична она была и как плохо справлялась с ролью хозяйки. Уж Элизабет ни в коем случае не допустила бы, чтобы кто-нибудь так много дал ее семье, не получив взамен массу любезностей и внимания. А что он подумал об Уилле, который стоит за спиной Элизабет, все еще в рабочей одежде?
— …Что у меня были небольшие участки вашего отца, которые наконец удалось реализовать, и я поспешил на помощь вашей семье. Надеюсь, вы не сочтете меня неучтивым, мисс Холланд, если я замечу, что ваша семья испытывает финансовые затруднения, и это положение нужно исправить.
Элизабет выступила вперед и взяла Сноудена за руку. Солнце, льющееся в высокие окна, позолотило ее белокурые волосы.
— Я благодарю вас за это, мистер Кэрнз. Вы проявили невероятную доброту. Я знаю, какую нежность питал к вам мой отец, и вижу, как вы хотите за нее отплатить. Вся моя семья и я безмерно вам благодарны.
— Это честь для меня, — ответил Сноуден. — Удерживая руку Элизабет, он поклонился. — И я буду еще более нескромен, сказав вам, что мои люди доставили подарки, которые мне бы очень хотелось вам отдать. А позже, с вашего позволения, я обеспечу вашу кухню всем, что необходимо для настоящего рождественского обеда.
Диана взглянула на Уилла, который стоял по стойке «смирно». Его рубашка в синюю и черную клетку красиво оттеняла загорелую кожу. Он подмигнул Диане, на лице которой читалось смущение, и ей сразу же стало легче.
— О, мистер Кэрнз, вы так добры! — Элизабет так и не отняла у Сноудена своей руки, и тон ее был медовым. — Я и представить себе не могу лучшего способа отметить Рождество, и…
Когда сестра закончила свою речь, Диана увидела фигуру в холле. Эта женщина, заглядывавшая в полуоткрытую дверь, пыталась пригладить свои волосы, но они становились еще более растрепанными. Длинная ночная сорочка, свободно ниспадавшая от талии, придавала ей вид какой-то безумной участницы греческого хора — так подумалось Диане, прежде чем до нее дошла вся серьезность ситуации. Эта маленькая фигурка с тревогой наблюдала за происходящим огромными глазами, темными, как черные озера в лесу. «Вот что такое настоящий сюрприз», — подумалось Диане; затем она осознала, что им с сестрой придется многое объяснить.
38
«Светские дамы неохотно расстаются со своими обидами. Я знала некоторых, которые более двадцати лет таили злобу на своих соперниц в свете или на своих сестер и детей. Такова их привилегия. Однако есть среди нас и такие, кто просыпается в рождественское утро в надежде, что в этом году праздник будет днем объединения.»
Молчание могло бы длиться часами. Элизабет заметила, что мать наблюдает за ней из прихожей, и, вспомнив, чего от нее всегда ожидали, медленно повернулась, оказавшись лицом к лицу с маленькой главой семьи. Она сознавала, что никогда еще так плохо не выглядела. На ней было все то же поношенное платье — Элизабет порылась в своем шкафу, но все ее вещи исчезли, и ей нечего было надеть. Миссис Холланд стояла с приоткрытым ртом: она внимательно разглядывала дочь с головы до ног и с ног до головы. Затем большими шагами проследовала в центр комнаты и притянула Элизабет к себе на грудь.
— О, слава Богу, слава Богу, слава Богу, — повторяла миссис Холланд снова и снова.
Мать никогда не прижимала ее к себе с тех пор, как Элизабет была ребенком. Впрочем, скоро мать отстранилась и закричала таким мощным голосом, что опасения дочери относительно ее здоровья развеялись:
— Клэр, иди сюда!
Клэр поспешно вошла в комнату, разрумянившись от того, что ей пришлось бежать. Она огляделась. Элизабет ободряюще ей улыбнулась, и после того, как Клэр долго на нее смотрела, кончик носа горничной покраснел, а на глазах выступили слезы.
— Клэр, — резко произнесла миссис Холланд. Она погладила Элизабет по волосам. — Задерни шторы. Как ты видишь, мисс Холланд к нам вернулась. Мистер Кэрнз, прошу прощения, вы, наверное, считаете нас очень странной семьей. Надеюсь, вы останетесь на рождественский обед. Диана…
Все посмотрели на Диану которая снова принялась теребить кружева. Больше всего ей хотелось провалиться сквозь землю.
— Да?
— Диана, ты поможешь Клэр приготовить ланч для мистера Кэрнза. И постарайся, чтобы он не скучал.
Миссис Холланд обвела взглядом комнату, словно оценивая, до какой степени восстановилась ее власть. Клэр задернула портьеры, и затененная комната вновь стала той гостиной, которую помнила Элизабет. Без естественного освещения трудно было заметить, что не хватает азиатских ваз и одного — двух пейзажей, исчезнувших со стен.
— А ты, Келлер…
Элизабет запаниковала:
— Мама, он не виноват. Он…
— Я не знаю, о чем ты говоришь, Элизабет. — Мать взяла ее за локоть, и Элизабет почувствовала, что этим прикосновением ей приказывают молчать. — Я спрашиваю Келлера, где он был. Мне было чертовски трудно найти кого-нибудь, кто так же хорошо разбирался бы в лошадях, как ты, — продолжала она, обращаясь к Уиллу. — Ты уехал, и я виню тебя в том, что мне пришлось их продать.
— Простите, миссис Холланд.
Уилл взглянул в глаза своей прежней хозяйки так, как мог бы посмотреть в морозное утро, когда не было другого выхода, кроме как выйти на холод. Он стойко выдержал ее взгляд.
— Но вы же знали, что я не могу оставаться здесь вечно.
Он моргнул, затем перевел взгляд на Элизабет. Ей хотелось подойти к нему и встать рядом, чтобы показать всем свои чувства, но по его взгляду она поняла, что в этом нет необходимости.
— Келлер, мы обсудим это позже.
Теперь миссис Холланд взяла Элизабет за запястье и увлекла ее за собой из гостиной.
