планете Лиги. Доставить их в свой кабинет не представлялось возможным… – четко отрапортовал он.
– Какие, к чертовой матери, свидетели, когда вы мне нужны? – взвыл полковник.
– У вас есть номер моего комма, и я не вижу причин, по которым вы не могли мне позвонить.
– Я не люблю общаться виртуально… – покрывшись красными пятнами, прошипел Энеда.
– Наша работа не позволяет оперировать понятиями «люблю» или «не люблю». Мой полет был вызван служебной необходимостью, и я не вижу необходимости дальше обсуждать этот вопрос. Господин полковник! Что с запросом, который я вас просил сделать по делу, которое я расследую? – не дожидаясь, пока лопнет надувшееся от бешенства начальство, поинтересовался Верден.
– Какой, к дьяволу, запрос, капитан? Вас не было на рабочем месте!
– Господин полковник! В связи с открывшимися в деле обстоятельствами я присваиваю ему вторую категорию и требую получения соответствующих полномочий, а также незамедлительного ответа на мой запрос! – не обращая внимания на вопли Медузы, рявкнул Кайм.
– Чего? Вторая категория? – брезгливо скривился Мори Энеда. – А может, вам присвоить сразу первую? У вас есть серьезные основания? Или вы ограничиваетесь вашими дурацкими догадками?
– Докладная по результатам моей поездки уже на вашем сервере, господин полковник. Согласно той же инструкции, вы обязаны просмотреть ее в максимально короткое время и незамедлительно принять решение о подтверждении категории или ее снятии. Поэтому я не буду вам мешать заниматься делом и отключусь…
Лицо онемевшего от такой наглости полковника надо было видеть. Поэтому, перед тем как прервать связь, капитан с мстительным удовольствием сделал моментальную голографию готового лопнуть от злости начальства и, полюбовавшись на нее пару минут, отправил в закрытый аж тремя паролями архив. Однако поработать спокойно ему не удалось – очередное требование посетить кабинет Энеды пришло буквально через минуту. Пришлось вставать и тащиться к лифту.
– Вы представляете, что натворили! – орал полковник, бегая по огромному, как спортивный зал, кабинету. – За какие-то несколько часов пребывания на Ловейге вы нарушили одиннадцать законов, не говоря уж о…
– Господин полковник! – перебил его Верден, не желая слушать эту чушь. – Если бы вы дочитали мою докладную до конца, вы бы имели возможность ознакомиться с файлами Особого Положения по проведению расследований категории Четыре и выше. Являясь сотрудником Службы, я обязан руководствоваться именно ею, и действовать максимально эффективно.
– Не надо меня учить, Кайм! – брызгая слюной, завопил Медуза. – Я…
– Вы обязаны подтвердить категорию или дать мне официальное заключение о причине, по которой НЕ СЧИТАЕТЕ нужным этого делать. Я не желаю тратить время на пустопорожние разговоры. Вторая категория, полковник!
В какой-то момент капитану показалось, что Энеду хватит удар – на его пунцовое от бешенства лицо было страшно смотреть. Однако лицезреть такое счастливое событие ему не удалось – комм господина полковника, среагировав на критическое состояние хозяина, ввел ему в кровь что-то седативное. Однако это не сильно успокоило беснующегося Энеду.
– Вы отстраняетесь от ведения дела, капитан! Поэтому о принимаемом мною решении относительно его категории я докладывать вам не буду! Вон из моего кабинета!
– Вынужден сообщить вам, господин полковник, что рапорт об этом уйдет на комм генерала Плахина через две минуты…
– Сдайте чип, оружие и служебный комм! Немедленно! Вы уволены…
Глава 14
Рейг
Целый день я прожил, как в тумане – не чувствовать того, что творилось в душе у порхающей по дому Элли, я не мог, а возможности приглушить их хоть немного в программе предусмотрено не было. Поэтому к вечеру я находился на грани психологического шока – каждый ее взгляд, брошенный на меня, бил по нервам, как кузнечный молот. Приняв как данность, что я ощущаю каждую ее эмоцию и наблюдаю за ней, где бы она ни находилась, девушка абсолютно перестала стесняться своей влюбленности. Мало того, она научилась надо мной издеваться: иногда, находясь в той же комнате, что и она, и почувствовав всплеск ее эмоций, я поворачивался к ней и натыкался на счастливый взгляд, ждущий моей реакции. Для того чтобы отвлечь и ее, и себя от этого безумия, я загнал Эль в спортзал, выжал из нее все силы на тренажерах, беговой дорожке и в бассейне, потом попарил в сауне и… понял, что спать она не собирается – клокочущая в ней энергия требовала выхода…
К середине дня она вообще перестала от меня отходить – вместе со мной готовила обед, ела, сидя рядом, абсолютно не замечая вкуса приготовленных нами блюд, потом складывала в утилизатор посуду, стараясь не отрывать от меня влюбленного взгляда. И пару раз чуть не упала, умудряясь зацепиться за ножки кресел, стоящих вокруг обеденного стола. Удостоверившись, что на столе не осталось грязной посуды, она активировала роботов- уборщиков и, не дожидаясь, пока они примутся за уборку, поволокла меня к себе.
– Ты умеешь рисовать?
– Наверное… – улыбнулся я, удостоверившись, что разработчики снабдили меня и такой программой. – А что?
– Нарисуй меня такой, какой ты меня видишь, а? – замерев в центре спальни, попросила девушка. – Я сяду, как надо… Все, что надо для рисования – вон в том шкафу…
– Садиться не обязательно… – Я пожал плечами и усмехнулся. – В моей памяти – несколько суток общения с тобой. Я могу разбить по кадрам каждое твое движение и нарисовать тебя в любом ракурсе…
– Тогда я буду стоять у тебя за плечом и смотреть, как ты рисуешь… Можно?
– Почему нет? – Хмыкнув, я взял с полки альбом, универсальное стило и задумался…
– Представляешь, в каком положении меня рисовать? – тут же спросила неугомонная девица.
– Нет. В какой технике… – хитро ухмыльнулся я, стараясь не обращать внимания на ее эмоции и желания. – Импрессионизм, кубизм, сюрреализм устроят?
– У… – надулась девушка и, выдержав в «обиженном» состоянии секунд десять, снова заглянула мне в глаза: – Рисуй, как хочешь… Я очень постараюсь тебе не мешать…
«Если бы ты могла…» – подумал про себя я и взялся за стило…
Рисовать в технике Квентина Шраера оказалось довольно интересно – до самых последних штрихов рисунок казался мертвым, зато сразу же после окончания вдруг зажил собственной, не зависящей от художника, жизнью. В зависимости от угла зрения на листе возникало то лицо задумчиво прислушивающейся к себе самой Элли, то ее фигура, испуганно замершая перед темной водой озера, то изображение свечи с язычком пламени в форме стилизованного сердца.
– Обалдеть… – выхватив у меня альбом, прошептала Эль. – Тут два изображения?
– Три…
– Ой, и правда три… Знаешь, что мне больше всего нравится?
– Что?
– То, что можно быть самой собой… Ты все равно видишь суть… Спасибо…
Предчувствуя, что она сейчас сделает, я попытался встать с кресла, но не успел: Эль
