Подумать только, какой-то доктор философии читает лекции… О чем?!
Собрался, оделся, спустился на лифте в подземный гараж. Сел в свой новенький «Porsche», завел машину и выехал на улицу.
Бессмысленная и глупая жизнь. Когда Шопенгауэру исполнилось тридцать, он сделал в своем дневнике запись: «Полжизни прожито, а я еще так ничего и не достиг». Если бы мне вздумалось писать дневник, то он начался бы словами:
Мысль о том, что все это кончится и кончится навсегда, жалит меня, как стая голодных термитов. Уже пару месяцев. Пресловутый «кризис среднего возраста». Всегда думал, что это только выдумка, красивое жаргонное словечко. А оказалось — нет, реальный осязаемый факт.
Милая дама неопределенного возраста приветствовала меня взглядом из низкого зеленого кресла. Я прошел и сел в предложенное мне кресло напротив. Колени чуть не уткнулись в уши. Передвинулся на край и оправил пиджак. Как дурак на жердочке.
Психоаналитесса посмотрела на меня поверх своих тонких очков и спросила:
— Вы уверены, что хотите пройти полный курс терапии?
— Если все дело в том, что я хотел переспать со своей мамой, которая изменяла мне с моим папой, в связи с чем я хотел убить своего папу, то, быть может, полного курса и не потребуется? — пошутил я, активно жестикулируя руками. — Суть проблемы мне известна.
— Проблема в том, что вы в это не верите, — ответила психоаналитесса и зыркнула стеклянными глазами.
И тогда, в ту секунду у меня в голове как будто что-то щелкнуло — с Богом дело обстоит точно таким же образом. Ты знаешь теорию, тебе все рассказали, но ты не веришь, потому что одного рассказа недостаточно. Должно быть что-то еще.
— А если мы пройдем курс, я в это поверю? — поинтересовался я у последовательницы Зигмунда Фрейда.
— Если мы наполним эту схему вашим личным опытом, то конечно. Поверите, — она пожала плечами так, словно речь идет о совершенно очевидных вещах.
В моей голове раздался второй щелчок — человека может убедить только его личный опыт. Я потерял точку опоры. Я просыпаюсь с чувством, что я мертвый! Конечно, я ищу помощи — инстинктивно. Мне нужен человек, которому я бы мог довериться, — сильный, уверенный, знающий, человек, который вернул бы меня в прежнее состояние внутреннего комфорта — когда все было понятно, все имело свой смысл, «все» было «хорошо».
И вот в моей жизни появляется эта ученая дама… Сейчас я расскажу ей о своем детстве, о своих снах, сексуальных фантазиях, порадую ее своими «свободными ассоциациями» на заданную тему. Она меня выслушает, посочувствует. И можно не сомневаться, очень скоро у меня возникнет стойкая иллюзия, что она меня понимает, чувство, что я могу ей доверять. Я сам того не замечу, как «поверю» и в этот чертов эдипов комплекс! В россказни о моей маме и в свою собственную извращенность.
— Сходите к моему коллеге, — психоаналитесса еще раз смерила меня взглядом и тонкой костлявой рукой протянула карточку. — Я думаю, это как раз то, что вам нужно.
На визитке значилось имя еще одно психоаналитика, но на сей раз не классического, фрейдистского, а «экзистенциального». Эти персонажи из числа критически заблудших овец «стада Христова». Их головы странным образом умещают в себе и ницшеанскую атеистическую воинственность, и кьеркегорову тягу к «страху и трепету» перед Высшим Началом, и рационализм Ясперса-Хайдеггера, и иррациональные пассажи Бинсвангера. Интеллектуальное ассорти — закрой глаза и ешь.
Этот отрекомендованный мне экзистенциальный психоаналитик проводил только групповые занятия. Толстый, пухлый, похожий на большую каплю жира, он сидел в кругу своих восторженных пациентов, откинувшись на спинку кресла, и с полузакрытыми глазами рассуждал о «Ничто».
Несмотря на то что я испытывал к нему все возможное отвращение, на которое только и был способен, я заслушался. Этот поразительно неприятный человек словно бы говорил обо мне! На самом деле он говорил о себе, но так, будто бы обо мне. Меня затошнило.
— Опыт «Ничто» — это не физиологический страх. Нет! Не нервное беспокойство, не невротическая тревога… Это
— Э-э-э… — протянул я — единственный из всех присутствующих, у кого рот не открылся от подобострастно трепета, а напротив, превратился в сжатые клещи. — А выход?… — процедил я. — Что делать-то?
Лица сидящей в кругу публики исказились от негодования. На меня смотрели как на варвара, разрушившего Карфаген, уничтожившего культуру индейцев майя и нарушившего медитацию умершего сто лет назад Далай-ламы.
— Вы ничего не должны с этим делать, — экзистенциальный психоаналитик уставился на меня как на душевнобольного. —
Глава II
ТАЙНОЕ ПОСОЛЬСТВО
— Смотрите, мессере! — воскликнул слуга Никколо Макиавелли, показывая на тяжелые, осадные, обитые железом ворота замка Монтефельтро.
Всадники чуть приподнялись в стременах, щурясь в темноте наступавшей ночи.
— Матерь божья… — вырвалось у кого-то из охранников флорентийского посольства.
На острые чугунные шипы ограды были насажены… человеческие головы!
Секретарь флорентийского Совета десяти — мессере