думать, старина Шак вынужден сохранить малолетнему щенку жизнь. Во всяком случае, до тех пор, пока не появится его папаша.
А он не заставит себя ждать, это уж как пить дать.
– Позаботьтесь о нем, – прорычал шакал Фонарь, злобно зыркнув на Султанчика с Ворчуном. – Если он сдохнет, вам тоже не жить.
За час до рассвета лесные стражи подхватили остальных на свои ветви и начали подъем. Им предстояло долгое и тяжелое восхождение, но зато небольшой отряд, собравшийся штурмовать крепость, сможет вступить в бой со свежими силами, когда они достигнут вершины.
Мистер Тилибом сидел у подножия и провожал их взглядом. Сообща было принято решение – и эту весть принес ему его добрый друг Смычок, – что практически невозможно заглушить его на время приближения к крепости. Судя по тому, как перед этим генерал и Наш Мальчик о чем-то перешептывались, Брауни возражал, а крылышки Смычка издавали печальную музыку, мистеру Тилибому казалось, что что-то здесь нечисто. Неужели они ему не доверяют?
Но Смычок дал ему слово, что дело не в этом. А Смычок никогда не обманывал. Ни разу.
Тилибом хотел убить шакала Фонаря, но не хотел подвергать жизнь друзей опасности звоном своего брюшка-колокольчика. Поэтому он остался. Он сидел, всхлипывая, и смотрел, как они поднимаются в гору, примерно полчаса, пока они не исчезли из виду. Тогда он поднялся и двинулся в долгий, страшный и одинокий обратный путь к пепелищу своего дома в краю Колокольчиков и Свистулек, где, как он думал, он сможет посидеть и поплакать немного, прежде чем начать отстраиваться заново.
Каждое утро, представлялось ему, он будет подниматься и звонить по погибшим Давать по одному удару за каждого из своих близких, которых его лишила злоба Фонаря.
Через час после рассвета он оглянулся назад, на уходящий ввысь пик Плешивой горы. В своем воображении он видел там, в этих горах, Нашего Мальчика, и генерала, и Брауни, и всех остальных.
– Убейте его, – прошептал мистер Тилибом – За меня. За нас всех.
Когда-то давным-давно Обманный лес был ему уютным домом.
Теперь он превратился в ад.
В то самое время, когда Тилибом шепотом возносил свои мольбы, лесные стражи завершили восхождение и в полный рост распрямились на безжизненном плато, на котором шакал Фонарь построил себе крепость из верхушки горы. В самом высоком месте Обманного леса с одной стороны река Вверх достигала своей высшей точки и низвергалась в пустоту, чтобы начать весь путь заново. С другой стороны виднелся плоский уродливый фасад оплота старины Шака.
Капитан лесных стражей Толстосук осторожно опустил Томаса на открытую всем ветрам вершину.
– Какие будут приказы, Наш Мальчик? – спросил капитан.
Томас взглянул на лицо в коре Толстосука.
– Мой отец – военный, – сказал он. – Все, что я хочу знать, это как нам попасть внутрь.
Толстосук улыбнулся.
– Не бойся, Томас, – сказал он добродушно. – Предоставь это нам.
Томас посмотрел на отца и увидел, как тот прищурил глаза в темных сладких нитях.
– А когда мы окажемся внутри? – спросил он.
Генерал немного помолчал. Он смотрел на фасад крепости, изучая ее. Потом вновь обратил взгляд на сына.
– Нас всего четверо. Будем держаться вместе и обыщем здание сверху донизу. Все, что нам нужно, это Натан. Если кто-то встанет у нас на пути, мы его убьем, – сказал он просто, потом остановил свой взгляд на каждом из них. – У кого-нибудь из вас возникнут с этим трудности?
– За Обманный лес, – сурово сказал Брауни.
– За Нашего Мальчика, – сказал с ветки Краснолиста Смычок.
– За жизнь, – сказали деревья, все хором. Тогда Толстосук наклонился, и несколько его верхних ветвей преподнесли Томасу дар.
– Что это? – спросил Томас, когда капитан лесных стражей передал ему большой лук и колчан со стрелами.
– Это все сделано из моих ветвей много-много лет назад, – сказал Толстосук. – Они принадлежали одному знаменитому лучнику. Теперь все это твое. Тебе нельзя без оружия.
– Ты очень добр. Но я никогда в жизни не стрелял из лука, – ответил Томас, недоуменно глядя на подарок.
Толстосук засмеялся, а за ним и все остальные.
– Ти-Джей, подумай, – сказал его отец. – Может быть, ты утратил власть над этим местом. Может быть, у тебя никогда и не было подлинной власти над ним. Но иногда ты все же мог что-то изменить, верно?
