кафетерии кипела и шумела повседневная жизнь. Ходячие пациенты, которым надоело торчать в палатах, с переменным успехом доносили подносы до своих столиков. Семьи и одиночки, ожидающие ответов на вопросы жизни и смерти, сидели молча или тщательно делали несерьезный вид. Парочка новоиспеченных папаш разменивали банкноты, чтобы взять ранний обед и подняться обратно, к женщинам, с которыми они теперь связаны на всю жизнь.
Ибо, что бы ни случилось, подумал Томас, у них всегда будет ребенок. Всегда будет дитя, которое они вместе произвели на свет.
Все прочее несущественно.
Томас потряс головой. У него было такое ощущение, как будто вокруг него, перед глазами и в особенности в голове стоит какой-то туман, – с самого вчерашнего вечера, когда он увидел в ванной Натана. Но теперь голова у него должна быть ясной. Он разговаривает с полицейским.
– Простите?
Детектив еле заметно кивнул.
– Я сказал, что не вижу в этом никакого смысла, – ответил Сарбекер. – Полагаю, у любого может появиться преследователь. И я понимаю, какое отношение это имеет к вашей работе, – это очевидно. Но я не понимаю зачем. У вас, очевидно, есть деньги, но вся эта затея не ради них. Если кто-то преследует вас…
От Томаса не ускользнуло это «если».
– … это, очевидно, какая-то навязчивая идея. И каким бы замечательным «Обманный лес» ни был, что в цикле детских книг может внушить подобную навязчивую мысль?
Томас так и не смог найти язвительного ответа, хотя и искал. Ну что тут скажешь?
– Возможно, причина на самом деле не в этом, – предположил Томас – Может быть, это кто-то из моих знакомых. Затаил на меня обиду или еще что-нибудь в этом роде? Возможно, это профессиональное. Какой-нибудь психопат. Господи, не знаю.
Он чуть было не сказал: «Разве это не ваша обязанность?» Но отбросил эту мысль. Ему несколько раз пришлось напоминать себе, что Сарбекер на его стороне. Предположительно.
– Что с моим сыном? – спросил Томас, повторяя вопрос, который задавал уже дважды, но ответа так и не получил. – Думаете, что-то в зубной пасте? Но каким образом он смог пробраться в мой… то есть в дом моей бывшей жены?
Сарбекер поморщился с тем еле заметным кивком, который, как быстро понял Томас, не значил вообще ничего.
– Я не вижу никаких причин полагать, что он это сделал, мистер Рэнделл. Мы не обнаружили никаких признаков взлома, никаких свидетельств нахождения этого предполагаемого преследователя поблизости от местожительства вашей жены. И, по словам врачей, Натан не был отравлен.
Томас побледнел.
– Что? Он не был… Тогда, черт побери, что такое с ним произошло?
– Хотел бы я это знать, сэр, – ответил Сарбекер. – Но доктор Гершманн совершенно недвусмысленно заявил, что токсикологи не обнаружили никаких следов яда… вообще ничего необычного… в организме вашего сына.
Томас прикусил губу и покачал головой, отказываясь понимать слова полицейского.
– Прошу прощения, детектив, – начал он, но не договорил. Глупо называть человека «детектив». Он никогда прежде не употреблял это звание, и оно казалось ему чуточку нелепым.
– Мистер Рэнделл? – напомнил о себе Сарбекер.
– Неважно, – сказал Томас, прикрывая глаза, как будто ему мешал свет.
Внезапно он уронил руки, резко выпрямился, сузил глаза и в упор посмотрел на детектива.
– Вы ведь заходили в палату к моему сыну, так? – спросил Томас.
– Совсем ненадолго, поговорить с вашей женой, – ответил Сарбекер. – А что?
– Вы не заметили ничего… ну не знаю, необычного, когда вошли туда?
Сарбекер слегка вздернул подбородок; лоб у него недоуменно нахмурился.
– В каком смысле – необычного?
– Вы не почувствовали никакого запаха?
Детектив заморгал. Томас широко раскрыл глаза и опустил голову, побуждая полицейского к ответу.
– Наверное, цветы, – сказал Сарбекер. – Обычные больничные запахи.
– Подумайте хорошенько, – настаивал Томас.
На мгновение полицейский даже закрыл глаза.
Он раскрыл рот, медленно вдохнул. Когда его глаза распахнулись, он поглядел на Томаса как-то странно.
– Я действительно почувствовал еще один запах, – вспомнил Сарбекер. – Думаю, я
