знали, разве нет? Я висел в тумане на волосок от смерти, перепуганный до ужаса, а в метре подо мной был здоровенный луг, альп, как здесь говорят. Если бы я не удержался, я бы прокатился этот метр, а чтобы падать дальше, мне нужно было пересечь луг и броситься с другого конца. Только не мотайте головой. Вы знали. За день до того вы ходили на разведку и привели меня в то место — о да, конечно, обвал вы не подстраивали, но для вас это было колоссальным везением — туман, камни сломали перила, а я на них оперся! Вы очень находчивы, профессор, надо отдать вам должное, вы облапошили меня, вы мерзавец, Рик…
— Нет, сэр, нет, я никоим образом…
— Цитирую: Похоже, я обязан вам жизнью. Конец цитаты.
— Но, сэр, это же вы сказали, а не я, и…
— Конечно, протянули руку старому насекомому, подложили яйца под мой панцирь, я в этом нисколько не сомневаюсь, но, Господи, вы же были на стороне Творца, так ведь?
— Я не…
— Если бы я из обычной трусости не сбежал, бог знает, что могло бы произойти.
— Должен вам сказать, Уилф. Помните, я ходил на самый Хохальпенблик. Я это делал только один раз, при дневном свете. С вами я шел в тумане. Я не мог изучить каждый метр тропы, а чтобы знать, что там в тумане, я должен был быть компьютером.
— Вы знали.
— Ладно. Пусть я знал. Но я только догадывался, я не мог быть уверенным. Поверьте мне, Уилф, я действительно думал, что рискую своей шеей ради вас. Клянусь.
— Честное скаутское.
— Вы мне причиняете боль, Уилф.
— Так поплачьте. Потом мы займемся собакой.
Странно, но память подсказывает мне, что глаза Уилфа действительно заполнились влагой, и он извлек откуда-то салфетку и начал их промакивать.
— После всех этих лет, Уилф…
— Заткнитесь. Разве вам не нужна эта бумага?
Некоторое время он сопел и вытирал глаза. Потом заговорил упавшим голосом:
— Да, Уилф. Нужна.
— То-то же. Продолжайте. Хорошее представление, Таккер.
— Вы меня называете…
— Знаю, Таккер. Теперь. Расскажите мне о Холидее. Только не увертывайтесь. Запугать вы меня не можете. Выкладывайте все восхитительные подробности.
На этот раз Рик собирался с мыслями дольше.
— Он чудесный… те, кто его знает…
— Мэри-Лу.
— Вы знаете, она специализировалась по фитодизайну и библиографии, сэр, так что в его коллекции ей нашлось что делать.
— Он взял Мэри-Лу экспонатом.
— Нет, сэр. Для рукописей.
— Ха и так далее.
— Я знаю, вы не интересуетесь историей литературы, Уилф, вы сами история…
— Я не интересуюсь историей, точка. Ее надо раскатывать, как свиток. Холидей! Говорите о Холидее.
— Например, за это он отдаст что угодно.
Его рука протянулась за документом, который я напечатал. Я шлепнул его и отодвинул бумагу подальше.
— Противный!
— Но, Уилф…
— Если уж на то пошло, почему вы одеты, как клоун?
Рик осмотрел то немногое из своей одежды, что мог видеть за густыми зарослями. В эти заросли плакалась Мэри-Лу — а плакалась ли? Это факт или просто игра воображения? К собственному удивлению, я обнаружил, что не могу провести различия.
— Что вам не так в моей одежде? В прошлый раз, когда вы меня видели, я был одет еще почище. У меня была цепочка на шее. Я ее снял, потому что считаю, что для Вайсвальда она не подходит.
— Только не хнычьте.
— Ладно. Не буду.
— Я не то имел в виду. В прошлый раз, когда я вас видел, вы одевались не более традиционно, чем битлы. Продолжайте, Рик. Я об этом знаю все.
— А вы тоже хороши, сэр. Размахивали этой бумажкой у меня под носом!
— Когда? Где?
— В Марракеше. Помните?
— Рик…
— Должен сказать, это было нехорошо с вашей стороны, Уилф. Но я всегда понимал, что вам и еще нескольким таким, как вы, многое позволено.
Я всмотрелся в его глаза. Такое выражение бывает у политика, когда он сказал больше, чем следовало; я увидел страсть, веру, компромисс, честолюбие, напряжение. Вокруг радужной оболочки четко вырисовывались белки. Это не обязательный, но довольно верный показатель степени напряжения, способного завести в ад. А может свидетельствовать о боли, о страхе. Ладно, почему бы и нет? Человек кусает собаку.
— Тогда расскажите мне о Марракеше, Рик.
— Рассказать? Ну хорошо. Это было перед «Отель де Франс». Бога ради, Уилф. Это же должно быть в вашем дневнике, загляните туда!
— Еще. Продолжайте. Подробности!
Рик развел руками. Это было так не похоже на него, что я понял — он на грани отчаяния.
— Вы стояли на балконе слева от главного входа — на втором этаже. Вы увидели меня. Засмеялись и помахали передо мной бумажкой. Потом исчезли в номере — розыгрыш вполне в вашем духе! Я могу понять юмор, Уилф.
— А откуда вы знали, что эта бумага назначает вас моим литературным душеприказчиком?
— А что еще там могло быть? Я не против шуток, Уилф, только… я подошел к портье, и он сказал, что вы там не живете. Я решил, что вы зашли к кому-то в гости, поднялся на второй этаж, стучал во все двери и прислушивался.
— Рик.
— А?
— Когда это было?
Он наморщил лоб:
— Шесть… нет, семь месяцев назад.
— Последний раз я вас видел, Рик, больше года назад. Вы шли под сводом отеля в Эворе. На вас был светло-серый костюм, вы двигались в противоположную сторону и не заметили меня. Мне пришлось немедленно уехать.
— Я никогда…
— Спокойно. Если я вам скажу, что говорю чистую правду, и поклянусь всем, во что верю, теплом, светом и звуком, нетерпимостью, необходимостью — вы мне поверите?
— Да, сэр. Поверю!
— Рик. Я это говорю со всей силой и убежденностью. Я никогда не был в Марракеше!
