Я испустил нечто вроде рычанья, поднял руку, чтоб отвести волосы, вытереть слепивший глаза пот, и чуть не свалился с велосипеда.
– Осторожно!
Вдруг все облило светом, и, хоть я не отрывал глаз от текшей под переднее колесо дороги, я понял, что мы выехали из лесу и теперь на вершине холма. Я откинулся назад и положился на закон всемирного тяготения. Церковные часы прошли еще чет верть часа.
– Не чересчур гонишь-то?
Я нажал на оба тормоза. Секунду мы буксовали, потом снова понеслись. Я жал на тормоза изо всех сил, но это не помогало. Сзади раздался визг, и горб Старого моста полетел на нас со скоростью ста километров в час. Когда мы достигли его, у меня за спиной дико грохнул багажник, хлопнула шина, взвыла Эви. Велик с разгону запнулся, и тяжестью Эви меня чуть не перебросило через руль. Она слезла с багажника и минуту постояла, охлопывая себя обеими руками пониже спины.
– Ой, платье порвала. Нет. Ничего.
– Погоди минуточку.
– Нет, мне бежать надо.
– А что если нам...
– Может. Не знаю. Спасибо все равно, что подбросил.
Она метнулась через мост и скрылась. Я осмотрел свой велик. Багажник и брызговик смялись, сплющились, налипли на колесо. Шина лопнула. Я ругался и возился с изуродованными частями. Наконец мне удалось их расцепить, отодрав брызговик от рваной резины. Я пустил велик по мосту вскачь. Эви продвигалась по Главной улице тем же манером, как шла от пруда, – то и дело меняя шаг на побежку. Вдруг она припустила бегом, уже не сбавляя скорости, но было поздно. Маленькая птицевидная миссис Бабакумб, в своей серой шляпке и со своей кошелкой, уже ее засекла. Перебежала через дорогу и вцепилась ей в локоть. И они пошли по улице рядом, и миссис Бабакумб что-то бубнила у Эви над ухом. С низким злорадством я думал, что на сей раз Эви придется как следует пораскинуть мозгами, чтоб выкрутиться. Я прогремел дальше по улице и свернул к бетонной площадке гаража, чтоб поискать Генри. Но когда я его увидел, я, продолжая толкать велик, решил ретироваться, тактично описав дугу. Генри стоял в белой спецовке, руки в боки, и озирал малолитражку мисс Долиш.
– Мастер Оливер...
– А, привет, Генри. Я подумал, ты занят. Не хотел мешать.
Генри нагнулся и осмотрел мое заднее колесо. Я посмотрел – мимо него – на малолитражку, и ноги мои примерзли к бетону. Она как будто года два мокла в болоте.
– Мама родная, – сказал Генри. – Эко вы его шмякнули. Друга подвозили? Н-да. Теперь хоть выбрасывай.
Я услышал у себя за спиной легкий свист. Капитан Уилмот к нам подъезжал на своей электрической инвалидной коляске.
– Привет, Генри. Готов мой аккумулятор?
– С часок еще обождать, капитан, – сказал Генри. – Вот, посмотрите-ка. И вернулся к малолитражке.
– Погоди, – сказал капитан Уилмот. – Сперва вылезти надо. А ты не уходи, Оливер. Хочу про команду порасспросить.
И стал маневрировать в своем плетеном кресле, покрякивая и скрипя зубами.
– Примкнуть штыки!
Капитан Уилмог был инвалид войны, за что и получил соответственную пенсию, экипаж и секретарскую службу в госпитале, которая, по собственному его выражению, вознаграждалась гонораром. Снаряд, который его накрыл, в придачу наполнил его организм металлическими осколками в самых нераскапываемых местах. Злые языки из Бакалейного тупика, где он жил напротив сержанта Бабакумба, намекали, что он скрипит и трещит больше, чем его коляска. Из-за этого снаряда он оглох на одно ухо. Из него торчала вата. Он вечно пускал слюни и потел.
– Мне надо идти. Я...
– О Господи. Оставайся и не рыпайся.
Он злился. Это потому, что он вылезал из своей коляски. Когда вылезал или влезал, он всегда злился. Если вы смотрели на его лицо, пока он его не приаккуратит, вы могли иногда напороться взглядом прямо на звериную свирепость, будто его единственный двигатель – ненависть. Но он любил молодых и вообще юность, потому, может быть, что у него вырвали его собственную, прежде чем он успел ею попользоваться; юный канцелярист, в котором нуждалось отечество. Он безвозмездно обслуживал нас на миниатюрном стрельбище нашей гимназии. После бесконечных маневров усаживался рядом, когда мы лежали против мишеней, подавал советы и ободрял.
– Не дергайся, парень! У тебя мушка, как бадья в колодце, ходуном ходит. Жми – вот так!
И далее ты чувствовал, как тебе долго жмут и мнут ягодицы.
– Ну вот, что скажете, капитан?
Капитан Уилмот подковылял на двух своих палках и пристально осмотрел машину.
– По виду судя – с плотины сверзилась.
