Но начальник стражи уже отдавал Императору честь.
— Прости меня, Цезарь, но госпожа…
— Какая госпожа?
— Они не пропускают ее без моего разрешения, Цезарь.
Мамиллий закричал срывающимся голосом:
— Евфросиния!
Начальник стражи повернулся к солдатам:
— Госпожу пропустить. Шевелитесь, ребята!
Солдаты у входа расступились, и Евфросиния, съежившись, подошла к Фаноклу и Императору.
— Где ты была, дитя мое? Почему ты не пошла с остальными? На молу без меня опасно!
Но и на сей раз она промолчала, лишь покрывало у рта колыхалось от прерывистого дыхания.
Император жестом подозвал ее к себе.
— Стань около меня. Теперь тебе ничто не угрожает. — Он снова обратился к начальнику стражи: — Начальник стражи!
— Слушаю, Цезарь!
— Вольно. Постумий, задавай свои вопросы.
Постумий оглядел его внимательно.
— Капитан, ты хотел бы драться на войне?
— Для защиты Отца Отечества…
Император махнул рукой.
— В твоей верности никто не сомневается. Отвечай, пожалуйста, по существу.
Капитан задумался.
— В общем, да, Цезарь.
— Почему?
— Все-таки что-то новенькое, Цезарь. Душевный подъем, продвижение по службе, а может, и хорошие трофеи… ну и так далее.
— А ты хотел бы поражать своих врагов на расстоянии?
— Не понимаю.
Постумий наставил палец на Фанокла.
— Этот плюгавый грек сделал новое орудие, ты его видел на молу. Жмешь на пипку — и врагу конец.
Капитан размышлял.
— Значит, Отцу Отечества больше не нужны его солдаты?
Постумий выразительно посмотрел на капитана.
— Ему уж точно нет. А вот мне нужны.
— А что, если враг заимеет собственную гром-машину?
Постумий обернулся к Фаноклу:
— Броня защитит?
— Едва ли.
Император легонько дернул Мамиллия за алый плащ.
— Предвижу, что такой военной формы вам больше не носить. Грядущие войны вы проползаете на брюхе. И форма ваша будет цвета грязи или коровьего дерьма…
Начальник стражи опустил глаза на свой блестящий бронзовый нагрудник.
— …а металлические доспехи можно будет выкрасить в неброский цвет или оставить так, как есть, — сами выпачкаются в грязи.
Офицер побледнел.
— Ты шутишь, Цезарь.
— Сам видел, что натворил его корабль в гавани.
Начальник стражи отступил назад. Челюсть его отвисла. Он дышал часто, словно человек, которому привиделся жуткий кошмар. Потом стал озираться по сторонам, взгляд его блуждал по кустам, каменным скамьям, солдатам, загораживающим вход в туннель…
Постумий вышел вперед и схватил его за руку.
— Ну что, капитан?
Глаза их встретились. Лицо капитана обрело решимость: челюсти стиснуты, на щеках обозначились тугие желваки.
— А остальных берешь на себя, генерал?
Постумий кивнул.
И началось. Сквозь живописную группу жестикулирующих фигур, сквозь сцепление человеческих тел, что пытались сохранить равновесие, балансируя на берегу пруда, над невозмутимыми белыми лилиями летел от кулака Постумия Фанокл. Начальник стражи побежал к туннелю, следом за ним загромыхал Постумий. Офицер прокричал слова команды, и защитники туннеля — раз, два! раз, два! — дружно отступили, раскрывая дверь в живой стене. Беглецы исчезли в черной дыре, часовые продолжали стоять по стойке «смирно». Из кучи тел на берегу пруда по одному выбирались солдаты. Мамиллий — между ним и туннелем лежал пруд — метался из стороны в сторону, от испуга он никак не мог найти кратчайшую дорогу к беглецам. Один Император был безмолвен и спокоен, разве только стал чуточку бледнее и немного отрешеннее — он понимал неотвратимость краха и нависшей над ним смерти. Вскоре солдаты привели себя в порядок, Фанокл выбрался из пруда, Мамиллий после мучительных колебаний преодолел его вброд. Все еще не веря в предательство начальника стражи, собрались они у входа в туннель. К ним подошел Император. Он задумчиво вглядывался в живую стену, которую дисциплина привела в полнейшую негодность. Потом едва заметно пожал плечами.
Мягко, словно говоря с детьми, произнес:
— Теперь можно стоять вольно.
Неожиданно их качнуло тугой струей воздуха. Почти одновременно земля под ногами заходила ходуном, на голову, как кулак, обрушился резкий удар звука. Император повернулся к Мамиллию:
— Гроза? Везувий?
За мысом, разделяющим сад и порт, завыло, вой приближался, рядом оглушительно грохнуло, в ветвях тиса зашелестело и зашептало. Потрясение притупило в них чувство опасности, и они лишь ошарашенно переглядывались. Фанокла била дрожь. В туннеле раздались торопливые шаги, кто-то бежал, спотыкаясь и падая. Прямо на них выскочил солдат, ало-золотистые тона его формы выдавали в нем подчиненного Постумия.
— Цезарь…
— Возьми себя в руки, а потом докладывай.
— Он умер…
— Кто умер и как это случилось?
Солдат качнулся, но на ногах устоял.
— Не знаю, как сказать тебе, Цезарь. Мы становились в строй после… после смотра. Из туннеля выбежал генерал Постумий. Он увидел, что несколько солдат тушат пожар, и начал созывать остальных. С ним бежал один из твоих офицеров. Я видел, как он нагнулся у катапульты номер семь. Сверкнула молния, загрохотал гром…
— …и в молу образовалась дымящаяся дыра. Где Постумий?
Солдат недоуменно развел руками. Фанокл упал на колени, стараясь дотянуться рукой до края императорской тоги. Солдат теперь смотрел мимо Императора на ближайшие заросли тиса, которые отгораживали пруд от уходящих вверх террас сада. Глаза его округлились. Он
