сестра Джона Джулия резюмировала семейную сагу с немалой долей юмора: «Я бы сказала, что все они были настоящими амазонками! Каждая из них пожертвовала своей левой (sic.) грудью!»
Глава 4
Двуликий Леннон
Двойственность в характере Джона проявилась уже с самого детства. Наполовину «монах», наполовину «ученая блоха», по его собственному выражению, он постоянно переходил от созерцательного спокойствия к агрессивному возбуждению. Получив воспитание затворника в Мендипсе, где он был вынужден отгораживаться от мира и концентрироваться на интеллектуальной деятельности, Джон рано понял, сколь высокую цену приходится платить, если хочешь найти защиту от внешнего мира: это цена одиночества. «Я видел одиночество!» – воскликнет он много позже, вспоминая об этих годах своей жизни. А вскоре, когда одиночество и лишенное эмоций существование начали порождать галлюцинации, ему стали являться странные видения.
Иногда он усаживался перед зеркалом и, замерев, проводил не менее часа, глядя самому себе прямо в глаза и постепенно погружаясь в какое-то подобие транса. «Я видел, как начинало меняться мое лицо, – спустя годы рассказал Джон биографу „Битлз“ Хантеру Дэвису, – как глаза становились все больше, а комната исчезала!» Умение проходить сквозь зеркало открыло перед мальчиком волшебный мир видений и фантазий, который впоследствии он будет стараться исследовать еще глубже при помощи наркотиков.
Эти видения наполняли его одновременно тревогой и гордостью. «Кто же я такой, сумасшедший или гений?» – уже тогда спрашивал он себя. Но прочитав книгу о жизни Винсента Ван Гога, он уяснил для себя одну мысль, которая успокоила его – возможность существования «сумасшедшего гения». «Ты еще об этом пожалеешь, – упрекал он свою тетку, когда она выбрасывала в помойное ведро его рисунки и стихи. – Ты уничтожаешь труд гения».
По правде говоря, из того, что сохранилось после генеральных уборок Мими, нельзя сделать вывод о каком-либо таланте Джона. Привычка считать себя центром мироздания, безусловно, помогла Леннону стать суперзвездой, но больше всего своим успехом он обязан удивительному дару красноречия. Мими Смит можно упрекать в чем угодно, но нельзя не признать, что именно она научила племянника выражать свои мысли. Будущий герой вокальной культуры очень рано стал прекрасным оратором. Независимо от того, радовал или огорчал он слушателей своими речами, его слова никогда никого не оставляли равнодушным. И этим он был обязан своей тетке. «Я всегда считала, что необходимо высказывать то, что у тебя на сердце», – объясняла Мими, чей строгий, высокомерный и нравоучительный тон можно уловить в речах Леннона, особенно в период после его ухода из «Битлз», когда он стал изображать из себя пророка. С самого начала тексты его песен звучали органично, искренностью и резкостью они выгодно отличались от обычной для песен того времени слащавости и набора избитых клише или от многоговорения главного соперника Леннона – Боба Дилана.
Тем не менее, когда маленькому Джону надо было переходить от разговорного языка к письменному, начинались серьезные проблемы. Представьте себе изумление учителей, когда они поняли, что блестящий ребенок, который обожал читать и использовал богатейший словарный запас, не мог правильно произнести по буквам самые простые слова. Он переставлял местами буквы, писал вместо нужного слова другое, схожее по звучанию. И только через много лет Леннон узнал, что причина этих детских ошибок (равно как и неспособность к правильному спеллингу, которой он страдал на протяжении всей жизни) заключалась в дислексии, довольно часто встречающемся неврологическом недуге.
Этот недостаток, пожалуй, пошел Леннону на пользу, позволив не просто использовать при сочинении песен инверсию, но и с ее помощью видоизменять целые мелодические фразы, которые он «одалживал» направо и налево. Он никогда не писал песен в одной определенной тональности, предпочитая использовать модальные ноты, которые позволяют переходить из одной тональности в другую. Кстати, он всегда был в восторге от совершенно случайно обнаруженного эффекта – звука магнитофонной записи, пущенной в обратную сторону. Однажды вечером он вернулся в студию под приличным кайфом и захотел еще раз прослушать свою последнюю песню «Rain»9, записанную под аккомпанемент басовых трубок волынки. Пленка была перемотана наоборот, и диссонирующая симфония, которую он услышал, обрадовала Джона. Кстати, он использовал эту запись в конце пластинки, и с того дня «Битлз» стали королями инверсивной записи.
Влияние дислексии особенно явственно заметно в его текстах. И если Джон решил стать рок- музыкантом после того, как в пятнадцать лет впервые услышал песню «Heartbreak Hotel»10 в исполнении Элвиса Пресли, то стихотворение «Джебберуоки» из сборника «Зазеркалье» надоумило Леннона обратиться к юмору и сюрреализму, которыми так насыщены его песни. «Слова-вешалки» Льюиса Кэрролла, полученные путем слияния воедино двух близких по значению слов, неизменно восхищали его. Овладение именно этим приемом привело впоследствии к одному из самых знаменитых диалогов с журналистами, когда на вопрос: «А вы Моды или Рокеры?», Джон ответил: 'Ни то, ни другое, мы – мокеры11'. Используя все тот же принцип «вешалки», он написал «At the Dennis»12, вошедшую в книгу «In His Own Write»13, перефразируя слово в слово урок из «Англо-итальянского разговорника» профессора Карло Бароне.
С этой точки зрения песню «I An the Walrus»14 можно считать самой блестящей художественной удачей, поскольку синтез игры слов и нот, достигнутый автором, вызывает то же колдовское очарование, которое так восхитило его в «Джебберуоки».
Помимо дислексии, Джон страдал близорукостью и астигматизмом. Несмотря на то, что в детстве эти легко устранимые недостатки не создавали для него более серьезных проблем, чем разбитые время от времени очки, маниакальная сосредоточенность на них Джона превратила проблему с глазами в идею- фикс, оказавшую глубокое разрушительное влияние на всю его будущую жизнь. То, что у мальчика плохое зрение, обнаружилось только в одиннадцать лет. Несмотря на это, после прохождения курса лечения первобытным криком он утверждал, что стал неважно видеть именно в тот период, когда расстались его родители. «Я все перенес на глаза, чтобы не видеть, что происходит». В действительности, все Ленноны отличались плохим зрением, как и длинным носом. Трудности Джона начались тогда, когда он отказался «обезобразить» себя очками. А без них он плохо видел. Мир представлялся ему мутным и расплывчатым. В кино он просил приятелей объяснять, что происходит на экране. Чтобы не заблудиться на улице, ему приходилось переходить от одного указателя к другому. Как-то раз, катаясь на велосипеде, он на полном ходу врезался в стоявший автомобиль и избежал серьезных травм только благодаря тому, что перелетел через машину, совершив настоящий акробатический прыжок. Но самое главное заключалось в том, что слепота, на которую Джон обрек себя сам, имела серьезнейшие последствия для его умственного и чувственного развития.
Отчетливо Джон видел только то, что находилось у него под носом. (Именно по этой причине он всегда слегка приподнимал голову, а вовсе не для того, чтобы выразить свое презрение к окружающим, как можно было подумать.) Тогда же у него появилась привычка обособляться от мира и заниматься самоанализом. Но это было еще не все: умственное зрение напрямую зависит от зрения глазного. Сочиняя, Леннон работал наподобие лаборанта перед микроскопом, собирая воедино словесные и музыкальные частицы. Он использовал примитивные элементы, одно– или двухнотное песнопение, какой-нибудь гул, неясный мотив, оперируя настолько же ограниченным слухом, насколько ограниченным было его зрение. Когда много позднее продюсер Джордж Мартин дал ему послушать «Дафниса и Хлою»15, он был не в состоянии уловить музыку, находя мелодии «слишком длинными». Так что нет ничего удивительного в том, что самой проникновенной мелодией его песен стала тема размером в терцию английской считалочки «Три слепых мышонка», из которой получились и «АН You Need Is Love», и «Instant Karma», и «My Mummy's Dead»16. Даже на своем автоответчике Джон использовал ту же мелодию.
Чувство неловкости, которое испытывал Джон при общении с окружающими, подталкивало его к стремлению контролировать ситуацию, изображая «ученую блоху». Но такая тактика приводила к еще
