– Только если останусь в Штатах, – возразила Джада. – А если улечу куда-нибудь – на Барбадос, к примеру…
Мишель взяла ее руку в свою.
– Я с тобой, дорогая. Говори, что нужно сделать, я на все согласна. Дети должны быть с мамой.
Джада молча сжала ее руку.
– Ну а если провал? – не унималась Энджи. Джада горько усмехнулась:
– Хуже уже не будет.
– По крайней мере, – выпалила Мишель, – ребята будут знать, что ты не предала их, что ради них ты даже преступила закон!
– Верно, – согласилась Джада. Энджи тяжело вздохнула:
– Ладно, я тоже с вами. – Она окинула взглядом свою располневшую фигуру. – Интересно, полосы на тюремной робе вертикальные или горизонтальные? Горизонтальные здорово толстят.
ГЛАВА 50
– Как я, на ваш взгляд? Толстая? – спросила Энджи, покрутившись перед зеркалом.
Мишель с Джадой в унисон кивнули:
– Отлично!
Расчет был именно на то, чтобы выглядеть раздобревшей, но не беременной. Сценарист, режиссер, художник по костюмам и актриса в одном лице, Энджи избрала для своей героини самую непривлекательную внешность. По возможности пригладив непокорные кудри, она стянула их в хвост на затылке и полностью отказалась от косметики. Так-с… Лизе перезвонила, встречу назначила, столик в ресторане заказала. Что еще?
– Ой! Чуть самое главное не забыла! – Она обошла кровать и взяла с тумбочки пустую коробочку с золотым тиснением «Шрив, Крамп и Лоу».
– Перстень я купила, – сказала Мишель, облаченная в свой новый костюм – очень правдоподобную версию наряда от Шанель, и при макияже, которого вполне хватило бы на всех троих. При этом подруги сошлись во мнении, что выглядит она не дешевой и доступной, но баснословно дорогой и доступной. – Прошу! – Фамильная драгоценность. Подделку лучше ни за какие деньги не купишь, уж я-то знаю.
– Только не вздумай вытащить ее при дневном свете, – предупредила она Энджи. – Стекляшка есть стекляшка; на солнце никого не обманет.
Джада уже облачилась в апельсиновый свитер с глубоким вырезом и донельзя узкие кожаные брюки. Ради такого случая она посетила парикмахерскую, где ей соорудили на затылке умопомрачительный пучок из десятков тонюсеньких косичек. Помаду она выбрала под цвет свитера и сотворила что-то колдовское с глазами. Колдовство это, похоже, потребовало пару килограммов косметики, но выглядела Джада потрясающе.
– Тебе нужно всегда так одеваться, – одобрительно заметила Энджи.
– Было время – и одевалась, но в банке такой вид вряд ли оценили бы. Вот в своем супермаркете я, пожалуй, стала бы кассиршей года!
– Обувь уже выбрала? – спросила Мишель.
– Нет еще. Что посоветуешь, подруга? Туфли на шпильках или ботинки?
Мишель задумалась, оглядев Джаду с головы до ног.
– Я буду на шпильках, так что тебе, думаю, стоит надеть ботинки. Вдруг мистер Уэйкфилд – любитель разнообразия?
– Ну да! Хочешь, чтобы я выглядела как лесби?! – театрально возмутилась Джада.
Энджи рассмеялась.
– Именно! – Она взглянула на часы. – Итак, девочки, дети пристроены у Майкла, выглядим мы классно. Вперед! Сейчас главное – не опоздать на самолет.
Мишель впорхнула в офис Рэйда Уэйкфилда и сразу поняла, что действительно выглядит классно, – с полдюжины секретарш проводили ее завистливыми взглядами. В этот миг она чувствовала себя Золушкой, над которой крестная уже взмахнула волшебной палочкой. В джинсах и блузе было бы, конечно, гораздо привычнее и комфортнее, но чего не сделаешь ради подруги!
Войдя в кабинет экс-супруга Энджи, она улыбнулась. Поднявшийся при ее появлении хозяин кабинета оказался очень высоким и в высшей степени привлекательным. «Не мой тип, – отметила Мишель, – но на его внешность природа не поскупилась. И он это знает. Красуется, сразу видно. И что в нем Энджи нашла? Впрочем, понятно – что… все мы падки на мальчишеское обаяние».
– Мистер Уэйкфилд! – Мишель протянула руку.
Рэйд наклонился через стол чуть дальше, чем было необходимо, и задержал ее ладонь в своей на долю секунды дольше принятого. Ха! Парень явно не промах. Мишель даже пожалела его невесту, но лишь на миг, пока не вспомнила, что эта девица получит то, что заслужила.
Рэйд предложил ей устроиться на диване, а сам, плотно закрыв дверь, уселся напротив и весь обратился в слух.
