– злое, искаженное отчаянием, залитое слезами, на багровую от крика Шерили…
Джада все это видела – и не верила собственным глазам.
– Они рыдали потому, что не хотели возвращаться к бабушке, – сдавленным шепотом пробормотала она. – Надеялись остаться дома, а мне пришлось…
Она запнулась, пораженная неожиданной мыслью: уж не подстроил ли все это Клинтон специально? Не наврал ли он детям, что мама заберет их домой, чтобы потом запечатлеть на пленке их горе от предательства матери? Боже! Неужто он дошел до такой дьявольской извращенности?!
Энджи, сжав побелевшие губы, кивала и что-то черкала в блокноте.
– Мы отведем эту улику, не волнуйся.
Не волнуйся… Джада глядела на экран, и ей казалось, что так, наверное, чувствовали себя святые, распятые на кресте. Из ее еще живой груди чья-то безжалостная рука вырвала трепещущее сердце. Если судья… если весь зал поверит, что дети могли оттолкнуть ее, возненавидеть… тогда пусть распинают, колесуют, четвертуют – ей все равно.
Получив разрешение на перекрестный допрос, Энджи снова вызвала в качестве свидетеля Клинтона Джексона. К этому времени он уже вполне оправился от предыдущего разгрома. Тот факт, что негодяй гордится заснятым на пленку кошмаром, сам по себе уже был приговором, но судья об этом, увы, не догадывался.
– Итак, мистер Джексон, вы под присягой показали, что в последние годы полностью взяли на себя заботу о детях? Это так?
– Д-да, так, – крякнул Клинтон. «Волнуется, – решила Джада. – И правильно делает».
– Что ваша старшая дочь больше всего любит на обед? – спросила Энджи.
Захваченный врасплох, Клинтон не сразу нашелся с ответом, и Джаде даже показалось, что в его глазах за стеклами фальшивых очков мелькнула искра страха. «Отличный вопрос! – пряча ухмылку, подумала Джада. – Чисто женский. Откуда этому бездельнику знать?»
– Э-э-э… Шавонна… она пиццу любит.
– Вы сами готовите ей пиццу, не так ли?
– Нет. Заказываю.
– А вашего маленького сына вы тоже кормите пиццей? Или все-таки готовите что-нибудь домашнее?
Последовала долгая пауза.
– Тефтели с макаронами! – наконец Клинтон просиял. – Дети все любят тефтели с макаронами.
– И как же готовится это блюдо, мистер Джексон? – не унималась Энджи.
– Ну-у… это… Берешь пачку макарон и кладешь в глубокую тарелку. Потом выливаешь в кастрюлю такой соус специальный с тефтелями – Кевон любит, чтоб был острый соус, – подогреваешь и мешаешь с макаронами.
Энджи невольно улыбнулась и бросила быстрый взгляд на судью Снида. Интересно, он хоть немного умеет готовить?
– Позвольте уточнить, правильно ли я вас поняла. Итак, вы высыпаете макароны из пачки прямо в тарелку и заливаете горячим соусом, верно?
– Угу, – подтвердил Клинтон. – Макароны вроде как мягчеют под горячим соусом – и можно кушать.
Энджи демонстративно, в расчете на Снида и Крескина, покачала головой.
– Отвечая на следующий вопрос, мистер Джексон, не забудьте, что вы находитесь под присягой. Итак, вы по-прежнему утверждаете, что именно вы готовили на всю семью?
– Я готовил! Всегда только я! – Он подумал. – Н-ну, почти всегда.
Энджи повернулась лицом к судье.
– Ваша честь, в качестве опровержения данных показаний я представляю отчет инспектора социальной службы миссис Элрой, которая в ходе проверки выяснила, что цитирую: «Кевон любит хот-доги с кетчупом, но без горчицы, а Шавонна предпочитает спагетти с ветчиной и сыром». Кроме того, полагаю, и вашей чести, и суду известно, что макароны перед подачей на стол следует отварить.
После того как вещественные доказательства были приобщены к делу, Энджи вновь обратилась к Клинтону:
– В соответствии с вашими показаниями, мистер Джексон, вы встречали детей из школы и проводили с ними полдня.
– Точно. И почти всегда укладывал спать.
– В таком случае вам нетрудно будет сказать, чем увлекается Шавонна, назвать ее любимый кинофильм или, к примеру, любимую группу.
Клинтон сверлил Энджи злобным взглядом.
– Не могу назвать. Не знаю. То бишь… – спешно поправился он, – их так много, что и не знашь, которые самые любимые.
Джада с наслаждением наблюдала, как ее никчемный муженек выставляет себя на
