гиперболами, представил правителя Вероны в образе рыцаря французских романов, пользовавшихся необыкновенной популярностью среди итальянцев. Двор Кан Гранде воспел странствующий поэт и жонглер Эммануэль Еврей, уроженец Рима. Он сочинил жонглерскую песнь в шестистопных стихах, где рассказывается, что во дворец Скалигеров стекаются рыцари и вельможи из разных стран. В обществе Кан Гранде гости беседуют и спорят об астрологии, философии и даже теологии.
Кан Гранде интересовался также живописью. Историки искусств называют его первым покровителем веронских художников, которые в XIV веке считались лучшими в северной Италии, превосходя живописцев Падуи и Венеции. Верона дала таких превосходных мастеров, как Альтикьеро, Пизанелло и Паоло Веронезе. На творчество наиболее значительных художников Вероны оказала сильное влияние придворная живопись. Джорджо Вазари в «Жизнеописании наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» сообщает, что Джотто, соотечественник и друг Данте, писал во дворце Кан Гранде фрески и портрет самого правителя. Петрарка уверяет, что после Фридриха II г, Италии не было другого такого блестящего и просвещенного сеньора, как делла Скала. Мы не ошибемся, если назовем Кан Гранде первым ренессансным правителем Италии.
Данте часто думал о Кан Гранде. Он был ему обязан очень многим, ни один из сеньоров Италии не принял такого участия в нем и в его детях. Сыновья Данте, изгнанные из Флоренции, когда им исполнилось пятнадцать лет, нашли себе приют в Вероне и сумели получить образование благодаря щедрости Кан Гранде. Старший сын — Пьетро стал веронским судьей и навсегда остался в Вероне, где до сих пор живут его потомки (с XVI века — по женской линии).
Данте-политик с интересом наблюдал за образованием и возрастанием мощи принципата делла Скала, которые постепенно сосредоточивали в лице и особе правителя все высшие должности города, оставляя в основном прежнее республиканское устройство. Это был тот путь, по которому пошли в XIV веке многие тираны Италии, происходившие обычно из весьма незнатных семей, преимущественно купеческих. Делла Скала были не только храбрыми воинами и талантливыми полководцами, но также деловыми людьми, которые содействовали развитию торговли в родном городе. При Кан Гранде Верона производила ежегодно около тридцати тысяч штук сукна, конкурируя с Флоренцией. Кан Гранде проявил себя также как тонкий политик и предусмотрительный законодатель. В 1317 году он стал капитаном гибеллинской лиги.
Мы не знаем, где жил Данте во время своего второго пребывания в Вероне, которое продолжалось около года. Быть может, в том же монастыре Сан Дзено, что и прежде, но где давно уже не было ненавистного Данте хромого аббата. В это время Данте начал входить в славу. «Ад» распространился в списках по всей Италии. Поэма произвела сильнейшее впечатление, ее читали вслух, заучивали наизусть. В кругах сторонников Кан Гранде и среди гибеллинов других городов большим успехом пользовалась «Монархия», которая не сразу вышла из узкого круга читателей.
О Данте начали слагаться легенды и рассказываться анекдоты. Большинство из них не заслуживает внимания, являясь лишь свидетельством его широкой популярности в разных слоях народа. Часто имя Данте приурочивали к очень старым историям, восходящим едва ли не к античной поре. Многие из рассказов о великом поэте перешли в новеллистику XIV—XV веков, и среди них прелестный рассказ о простых веронских женщинах, которые, завидя проходящего Данте, сторонились и испуганно шептали: «Смотрите, смотрите, его борода и волосы покрыты пеплом ада, а лицо обожжено адским пламенем».
Итальянская новелла XVI века связывает с именем Бартоломео делла Скала трагическую любовную историю Ромео и Джульетты. Однако в хрониках XIV века об этой печальной повести ничего нельзя найти. Данте, живший в эти годы в Вероне, также ни словом не обмолвился о двух влюбленных. Правда, в шестой песне «Чистилища» есть строки о распре Монтекки и Капулетти, после чего Данте называет еще несколько фамилий из разных городов, очевидно предводителей двух партий, главных зачинщиков внутренних ссор и раздоров. Несомненно, что гробница Джульетты на виа Капуччини, которую и в наши дни показывают туристам, так же как и легенда о Ромео и Джульетте, во времена Данте еще не существовали.
Данте старался реже бывать во дворце у Кан Гранде, он не принимал участия в пиршествах и придворных празднествах и все более и более уходил в себя, сосредоточиваясь над песнями «Чистилища». В Вероне, так же как в Лукке и в Пизе, нашли пристанище бывшие тамплиеры, и, может быть, подружившись с ними и сочувствуя их бедам, Данте приобрел их доверие и ему было рассказано то, что непосвященным обычно не рассказывается. Нам кажется, что тамплиерские мотивы, которых особенно много в «Чистилище», возникли именно из этих тайных дружеских собеседований.
Мы не думаем, однако, что Данте когда-либо был тамплиером и получил посвящение. Это представляется невозможным хотя бы потому, что он был женат. Какая-либо близость к тамплиерам во Флоренции возникнуть не могла, поскольку в те годы рыцари монашеского ордена являлись сторонниками папы и находились от него в зависимости, а антипапские убеждения Данте хорошо известны. Затем началось гонение на храмовников, и Данте почувствовал к ним большую симпатию. Ненависть к Филиппу Красивому и особенно к папе Клименту V стала у них общей. Пожалуй, только так можно решить проблему «Данте и тамплиеры». В Италии тамплиеры не подвергались таким страшным гонениям, как во Франции, но потеряли свои огромные владения. Поэтому можно предположить, что и в Равенне Данте продолжил свои собеседования с гонимыми рыцарями Храма.
До сих пор не умолкают споры о письме Данте к Кан Гранде, вероятно посланном в начале пребывания поэта в Равенне. В наши дни Ф.Р. Мадзони защищает подлинность письма, в то время как Б. Нарди считает оригинальными только первые три параграфа. После долгих колебаний мы склонились на сторону тех, кто признает, что Данте написал это письмо. Оно представляет из себя как бы введение к первой песне «Рая». В нем содержится объяснение того, как следует понимать поэтические произведения. О системе толкований Данте мы уже писали в главе о «Пире», так как в этом трактате впервые был разобран вопрос о многомыслии не только церковных, но и светских текстов.
Для уяснения отношений Данте и правителя Вероны особый интерес представляет начало письма:
«Воздаваемая Вашему великолепию хвала, которую распространяет неусыпная летучая молва, порождает в людях настолько различные мнения, что в одних она вселяет надежду на лучшее будущее, других повергает в ужас, заставляя думать, что им грозит уничтожение. Естественно, подобную хвалу, что превышает любую иную, венчающую какое бы то ни было деяние современников, я находил подчас преувеличенной голосом мирской молвы и весьма несоответствующей истинному положению вещей. Но дабы излишне длительные сомнения не удерживали меня в неведении, я, подобно тому, как царица Савская направилась в Иерусалим, а Паллада — к Геликону, прибыл в Верону, желая собственными глазами взглянуть на то, что я знал понаслышке. И там я стал свидетелем вашего великолепия; я стал также свидетелем благодеяний и испытал их на себе; и как дотоле я подозревал преувеличенность в разговорах, так узнал я впоследствии, что деяния ваши заслуживают более высокой оценки, чем дается им в этих разговорах. Поэтому, если, в результате единственно слышанного мною, я был, испытывая в душе некоторую робость, расположен к вам прежде, то, едва увидев вас, я сделался преданнейшим вашим другом…
Противопоставляя вашу дружбу всему иному, как драгоценнейшее сокровище, я желаю сохранить ее исключительно бережным и заботливым к ней отношением. Однако, коль скоро в правилах о морали философия учит, что для того, чтобы не отстать от друга и сохранить дружбу, необходимо некоторое соответствие в поступках, мой священный долг — дабы отплатить за оказанные мне благодеяния — поступить соответствующим образом: для этого я внимательно и не раз пересмотрел безделицы, которые мог бы вам подарить, и все, что отобрал, подверг новому рассмотрению, выбирая для вас наиболее достойный и приятный подарок. И я не нашел для столь большого человека, как вы, вещи более подходящей, нежели возвышенная часть «Комедии», украшенная заглавием «Рай»; и ее вместе с этим письмом, как с обращенным к вам эпиграфом, вам посвящаю, вам преподношу, вам, наконец, вверяю».
Как ни прятался Данте от придворных пиров и торжественных собраний, он все же должен был время от времени на них присутствовать. Воздух во дворце был насыщен интригами и разговорами, которые больше уже не забавляли Данте. Ему наскучил звон мечей и кубков. Он нуждался только в полном уединении, где, отрешившись от забот и суеты, он мог бы спокойно работать над последней частью своей поэмы. Шум Вероны утомлял его. Поэтому, когда Данте получил приглашение от правителя Равенны Гвидо да Полента, слывшего любителем и знатоком поэзии, он с радостью отозвался.
После отъезда Данте сохранил дружбу с Кан Гранде, которому он был так много обязан. Боккаччо
