— Бесполезно. Все бесполезно.
Леон вдруг ощутил, что пол под ногами чуть заметно вибрирует; казалось, окружающая их тьма накатывает волнами, точно бесшумный прибой. Факел в руке Берга ни с того ни с сего затрещал, вспыхнул последней вспышкой белого агонизирующего огня и погас.
— Не двигайтесь с места, — тревожно сказал Берг. — Стойте, где стоите.
Темнота, в которой они очутились, была полной, непроницаемой, почти ощутимой — черная духота угольного мешка, и кто-то затягивал, затягивал горлышко. Потом Леон увидел дальний свет — такой слабый, что его можно было принять за фиолетовое пятно па сетчатке глаза. Он мигнул, за прикрытыми веками пятно исчезло.
— Там, за поворотом, — прошептал он. — Там свет, видите?
—Нет!
Леон не видел маркграфа, но отчетливо представил себе, как он, прищурившись, вглядывается в темноту своими зоркими глазами охотника и воина.
— В какой стороне, сударь? — это уже Айльф. — Темно ведь, как в заднице.
— Свет? — переспросил Берг. — Да, пожалуй.
«Он видит, они нет, — подумал Леон. — Точно так же, как тогда, давным-давно, отказывались видеть дальние огни в Мурсианских горах».
— Все равно, — сказал он. — Надо двигаться. Держись за мою руку, малый.
Он вытянул руку, и Айльф, угадав ее положение по движению воздуха, ухватил его запястье тонкими, но сильными пальцами.
— Поймал, — сказал Леон, — порядок.
— Это точно ваша рука, сударь? — неуверенно спросил юноша.
— Да. И ухвати за что-нибудь святого отца.
Было слышно шуршание — Айльф шарил рукой в воздухе, задевая за что-то. Наконец он спросил:
— Это вы, святой отец?
— Какая разница? — раздался тихий шепот примаса.
— Вроде он, — ответил Айльф. — А дальше что?
— Когда я двинусь, ступай за мной.
— И у меня порядок, — раздался из темноты голос Берга. — Я держу его светлость.
— Я не пойду туда. — Голос маркграфа был решителен и тверд. — Это наваждение, тьма. Морок. Пусти, лукавый.
— Вот не вовремя… — пробормотал Берг.
Раздался шум — маркграф упирался, пытаясь вырвать руку. Никто из борющихся не произнес ни слова — до Леона долетало лишь шарканье ног и сосредоточенное сопение. На всякий случай он сказал Айльфу:
— Стой на месте. Не суйся там под руку. И держи святого отца.
— А я что делаю? — жизнерадостно произнес Айльф.
Молчаливая возня продолжалась, потом Леон услышал глухой удар и звук падения тяжелого тела.
— Ах ты, зараза, — пробормотал он.
— Все путем, — раздался из тьмы голос Берга. — Я его вырубил. Придется тащить его, раз сам идти не хочет. Поведешь остальных, Леон?
— Ладно.
— Ну, я пошел. Где там его ноги, черт возьми… Ага, вот.
Леон услышал, как тащат волоком что-то тяжелое.
— Пошли, — сказал он своей команде. — И поосторожнее, не наступите на его светлость.
Свет все приближался. Теперь он стал чуть ярче — пульсирующее тошнотворное фиолетовое мерцание. Голова тут же начала кружиться.
— Смотри в сторону, — велел Берг, — иначе эта штука может спровоцировать эпи-припадок.
— Я и так смотрю в сторону. Что толку? Воздух и тот пульсирует. И светится. Думаешь, это оружие? Ловушка?
— Скорее заслон от непрошеных гостей.
— Но на аборигенов же не действует! Они просто его не видят! Так от кого заслон? От таких, как мы?
— Понятия не имею, — сердито сказал Берг. — А потом, кто знает — может, они не видят, а все равно… что-то с ними делается… Эй, малый, ты бы глаза прикрыл!
— Зачем, амбассадор Берг? — удивился Айльф. — Тут и без того темно.
— Сказано, значит, закрой. Если темно, какая тебе разница?
— Ох, святой отец вроде как падает.
— Я поддержу, — вмешался Леон. — Ты, главное, не выпускай моей руки.
Холодные пальцы сильнее стиснули его ладонь. Он смутно разглядел в мерцающем тумане Айльфа, который застыл в воображаемой темноте, изо всех сил зажмурившись. Еще что-то виднелось сквозь фиолетовую пелену — темное, дергающееся, бесформенное. Он протянул свободную руку и уткнулся в обмякшее, бессильно сползающее на пол тело. Руки священника бессмысленно молотили по воздуху, он никак не мог поймать их.
Наконец ему удалось перехватить слабо сопротивляющегося священника и удержать его на весу. Не бейся маленький примас в наведенном припадке, это вообще не составило бы никакого труда — кости у него были хрупкими, точно у больной птицы.
Они вновь двинулись вперед, на этот раз гораздо медленнее. Примас обвис у него на руке, за другую руку отчаянно цеплялся Айльф. Пульсирующий свет проник под веки и, казалось, разрывал мозг изнутри. Он отдал бы что угодно, лишь бы прекратить эту пытку.
— Вот оно, — тихонько сказал впереди Берг. Перед ними мерцала плотная завеса — она казалась бы материальной, если бы не мелкая, чуть заметная, но выматывающая душу пульсация. Берг положил свою ношу и медленно, осторожно протянул руку — она беспрепятственно прошла сквозь мутную пелену и тут же стала невидимой. Отсюда казалось, что ее обрубили по локоть.
— Физически, — сказал Берг, — она вполне проницаема.
— Это утешает, — хмыкнул Леон. — А за ней что?
— Понятия не имею. Но рискнуть, по-моему, стоит. Я первый.
— Ну уж нет. Я с этим бродячим цирком не останусь. Вместе.
— Ладно, — вздохнул Берг, наклоняясь.
— Ты готов, Айльф? Сейчас мы двинемся.
Берг сделал шаг вперед, волоча за собой бесчувственное тело маркграфа, и остановился вплотную у самой завесы. Леон со своими спутниками подошел к нему.
— Считаю до трех, — сказал Берг, — раз, два…
«А если там пропасть? — внезапно подумал Леон. — Что-то вроде того бездонного колодца. Или еще что похуже…»
— Три… — сказал Берг, и они одновременно шагнули в бесплотный туман.
Леон инстинктивно зажмурил глаза, но все равно веки обожгла невыносимо яркая вспышка. Резко запахло озоном, и он почувствовал, как волоски у него на руках становятся дыбом. Потом, неожиданно, дышать стало легче, словно распался невидимый обруч, стискивавший грудь. Он осторожно сделал еще один шаг — под ногами была какая-то неровная, но плотная поверхность. Айльф по-прежнему хватался за его руку — так сильно, что пальцы онемели. Он постоял еще миг, перевел дыхание и осторожно открыл глаза.
— Вот это да! — сказал он.
Он стоял под серым, набухшим дождем небом.
Грязная вода струилась по изрытой земле, по ней плыли воздушные пузыри, бесцветные, как рыбьи глаза. Над головой нависали тяжелые башни, грязно-серые, обесцвеченные дождем, — казалось, в этой застарелой сырости гнил даже камень. Очертание башен было очень знакомым — ошеломленный, он не сразу понял почему, а когда понял, не сразу поверил: они стояли во дворе замка Солер.
— Похоже, мы попали домой, сударь, — спокойно заметил Айльф.
