«Знаешь что? Есть такая идея: надо готовить к полету женщин. Нельзя допустить, чтобы американцы нас опередили. А они готовят. Тут у меня Каманин был, говорили на эту тему. Имей в виду, что и я поддерживаю эту идею!» И повесил трубку.
Не успел я приехать в Центр – звонят Устинов, Келдыш, Королев: «Давайте по этому вопросу собираться у Устинова!»
К тому времени я уже 400 женщин отобрал из аэроклубов на местах. Из них мы выбрали 30, а в Москве уже отобрали пять человек».
У меня несколько настороженное отношение к дневникам Каманина: дневники так не пишутся. Но тут – масса деталей, и все вроде было очень похоже на правду. Возможно, все так и было, только не очень ясно, почему именно в октябре 1961 года он об этом пишет. Все его мысли и помыслы были тогда сосредоточены на травме Гагарина в Форосе, которая помешала Юрию явиться 17 октября на открытие XXII съезда КПСС, что вызвало гнев Хрущева. Ой, не до женщин было Николаю Петровичу 22 октября! В этот день Каманин не мог быть у Хрущева, и все эти телефонные перезвоны тоже вряд ли в этот день состоялись именно потому, что шел ХХII съезд КПСС. И Хрущев, и Устинов, и Келдыш, и Королев были на съезде, и всем им было не до каманинских идей.
Мысль о полете женщины в космос возникла действительно сразу после полета Гагарина – тут Каманин прав, а к лету 1961 года идея эта уже вызрела. На воздушном празднике в Тушине 9 июля парашютистки уже шептались о том, что в отряд космонавтов будут приглашать женщин. Королев попросил Сергея Николаевича Анохина «инкогнито» провести его на праздник (штрих к разговору о секретности). Они гуляли по ангарам, вспоминали Коктебель, смотрели технику. Потом Анохин пошел на трибуну, где собиралась авиационная «элита», и Королев, несмотря на «инкогнито», пошел вместе с ним. Никто Сергея Павловича не узнал. Анохину показалось, что он расстроился.
– Покажи мне Шихину, – говорил Королев Анохину, – мне нужна хорошая летчица...
Анохин Шихину не нашел и показал на красавицу-гимнастку, которая делала какие-то головокружительные упражнения, подвешенная тросом к вертолету:
– Зачем летчица? А эта чем плоха?
– Это все меня не интересует, – ворчливо буркнул Королев...
У Каманина, который работал в ДОСААФ, сохранились хорошие связи, и он мог быстро наладить отбор. Впрочем, связи здесь и не требовались: работать» на космос» готовы были все – от министров до уборщиц в планетариях, настолько это считалось престижным и даже почетным. Опять-таки, чтобы не ворошить всю страну, решили ограничиться просмотром аэроклубов в Центральной России: Москва, Ярославль, Рязань, Горький. Посмотрели сборную по парашютному спорту.
Отбирали по многим критериям. В том числе и по фотографиям. Около 20 девушек проходили медкомиссию в Центральном авиационном госпитале. После тщательного отбора осталось пятеро:
Подобно тому, как из мужской «двадцатки» выделилась «шестерка» первых, девичья «пятерка» превратилась вскоре в «тройку»: Пономарева, Соловьева, Терешкова. Сравнить их было трудно. У Соловьевой 900 парашютных прыжков, у Терешковой – 78, у Пономаревой – 10. Но Пономарева летчица, у нее 320 часов налета. Окончила МАИ, поступила в адъюнктуру Академии имени Жуковского. У Соловьевой тоже высшее образование: окончила строительный факультет Уральского университета. Но Терешкова другим сильна: рабочая девчонка с ярославского «Красного Перекопа», секретарь комитета комсомола...
Королев познакомился с девушками перед стартом Николаева и Поповича – тогда они впервые приехали на космодром. Говорил с ними не торопясь, обстоятельно, объяснял, что работа предстоит сложная, напряженная, но очень интересная.
– Я все понимаю, – сказал Главный без улыбки, – но давайте решайте сразу – или будем замуж выходить и детей заводить, или будем готовиться к полетам...
Королеву более других понравилась Терешкова, и он сказал об этом Карпову.
Выбор первой в мире женщины-космонавта отличался от выбора командира первого «Востока». Все уже ясно представляли себе, что значит стать космонавтом, тем более – первой в мире. Если при подготовке старта «Востока» Королев был убежден, что вслед за Гагариным полетят его товарищи, теперь такой уверенности не было. Полет женщины мог стать – и на девятнадцать лет стал – единственным. И это тоже обостряло ситуацию. Все понимали, что выбор впишет имя одной из девушек в историю, в то время как другие должны будут довольствоваться скромной ролью безвестных участниц эпохального события. И девушки тоже это понимали, что не делало их взаимоотношения внутри маленького коллектива простыми.
Выбор был долгим и трудным. Учитывалось все, вплоть до менструальных циклов. Но помимо здоровья, знаний, чисто человеческих черт характера выбор определялся еще и субъективными оценками тех, кто выбирал. Год назад, когда определяли первого космонавта, этого не было. Теперь выбор в какой-то мере определялся целями «внутренней политики» тех, кто в нем участвовал. Королев был за Терешкову: он разглядел в ней лидера, человека решительного. Карпов тоже склонялся к такому варианту. И Каманин тоже. Где только мог расхваливал Терешкову и парашютный тренер Никитин. Институт авиационной медицины – Волынкин, Яздовский – отдавали предпочтение Пономаревой. За Пономареву активно выступал Келдыш, ему поддакивал Ишлинский.
Гагарин хорошо относился ко всем девушкам, любил беззлобно над ними подтрунивать. Однажды отвез их к директору ГУМа.
– Это была незабываемая картина, – вспоминала Жанна Еркина. – По верхнему этажу универмага очень быстрым шагом идет Гагарин, следом стайка девушек, за ними несется огромная толпа покупателей и продавцов. Космонавта номер один везде узнавали...
Гагарин долго не мог определить свой выбор. Но после разговора с Келдышем, который неожиданно со всей мощью своего мягкого напора стал на Гагарина давить, Юрий внутренне взбунтовался. Ему не понравилась вся эта закулисная возня, не понравилось, что Пономареву «тянут в космонавты», и он примкнул к «лагерю» Терешковой. Карпов говорил мне, что, если бы Келдыш и Яздовский проявили меньше инициативы, первой женщиной-космонавтом вполне могла стать Валентина Пономарева. Симпатии Королева были расплывчаты. В данный момент он находился как бы над «схваткой».
В конце концов всем спорам положил конец Хрущев. В ЦК были отправлены фотографии трех кандидаток: Терешковой, Пономаревой и Соловьевой. Никите Сергеевичу больше всех понравилась Терешкова. Она ему была как-то ближе...
Полет опять планировался групповым: «мужской» и «женский» корабли. В Центре подготовки стояли на старте Быковский, Волынов и Комаров, но назначение командира «мужского», в отличие от командира «женского», прошло без споров и лишней нервотрепки. У Комарова обнаружили экстрасистолу – сердечную аритмию – и временно отстранили от подготовки. Назначили Быковского. Волынов во второй раз стал дублером. Старт Валерия планировался на 8 июня. За ним должен был уйти в космос корабль Терешковой.
Редкий космический аппарат, пилотируемый или беспилотный, отправлялся в полет абсолютно без замечаний. Если все в порядке в корабле, «боб» мог вылезти в ракете, мог произойти сбой в системе связи, – варианты неисчислимы. И все-таки до сих пор старты космонавтов проходили без серьезных волнений, относительно спокойно. Теперь, казалось, все возможные напасти обрушились на несчастный «Восток-5». Намечавшийся первоначально на 8 июня, старт отодвинулся на 11 июня, но и одиннадцатого тоже не получилось, по причинам для ракетчиков, особенно военных командиров полигонных служб, новым и непривычным. Было бы понятно, если бы, скажем, оказалось, что главком занят и испытания переносятся. А тут: активность Солнца! Поздно вечером 10 июня на космодром позвонили астрономы и сообщили, что Солнце очень неспокойно, надо ожидать потоков жестких излучений, повышения радиационного уровня.
