грудью на стол и зарыдал.
С чувством брезгливости Головин смотрел на вздрагивающие плечи этого большого и сильного мужчины.
— Довольно, Иванов! Возьмите себя в руки! — строго прикрикнул он. — Слезами не воскресите убитых. Да и своего тяжелого проступка не смоете.
— Я… я сознаю свою вину. Не думал, что так получится, — бормотал Иванов сквозь всхлипывания. — Я боялся ответственности… Такие жертвы, и я вроде бы как причина… А мой авторитет!…
Немного успокоившись, он рассказал о своих взаимоотношениях с Васько, признался, что с самого начала подозревал в совершенном преступлении мужа Авдотьи.
— Распишитесь на протоколе ваших показаний, — предложил Головин, когда допрос был окончен. — А за одно и на ордере на ваш арест. Вот санкция прокурора. Вы привлекаетесь к уголовной ответственности за неправдивые показания следственным органам и попытку оклеветать честных людей.
Когда арестованного увели, Головин попросил капитана сесть поближе.
— Ну, а теперь, капитан, давайте просмотрим наши улики против Васько.
— Я опросил всех ездивших десятого апреля на рынок в райцентр. Колхозник Стеценко припоминает, что Васько заходил в спортивный магазин. Значит, наши предположения, что ракетницу купил он, не лишены оснований. Далее: две женщины помнят, что Васько по дороге домой курил в кузове машины махорку. До этого он всегда курил дешевые папиросы, а тут сделал самокрутку. Запах табака был весьма приятный. Кто- то из девушек даже пошутил: «Васько ароматы раскуривает!» Опять-таки напрашивается мысль, что Васько курил сдобренный буркуном самосад, купленный у деда на базаре.
— Так, дальше!
— На месте схватки преступника с Олексюком мы в свое время сделали слепки следов. Вышли они неудачно, однако каблуки хорошо видны. На них выделяются три гвоздя, расположенные треугольником. Вчера я был в поле, где пашет трактор, на котором Васько работает прицепщиком. Присмотрелся к его следам, оставленным на сыром черноземе. На них хорошо видны вдавленности трех расположенных треугольником гвоздей, аналогичных тем, которые видны на слепках.
— Очень важное обстоятельство!
— И, наконец, еще одно. Оказалось, что Васько выписал в кладовой МТС новую ножовку. А нам известно, что ракетница переделана для заряда охотничьими патронами именно при помощи ножовки. Что Васько брал порох у сторожа МТС, вам уже известно, товарищ полковник! Да, еще хочу прибавить. Все замечают, что за последнее время он сильно подался и даже характером изменился. Раньше дают ему, бывало, наряд на работу, а он шум подымает, другую требует, повыгодней. Теперь же подчиняется беспрекословно, куда его ни пошлют. В работе тоже стал более исполнительный. Словом, старается репутацию себе создать.
Полковник еще раз просмотрел все свои пометки, сделанные во время доклада Григорьева, и прихлопнул их рукой.
— Хорошо, капитан… Сегодня же доложите прокурору и получите санкцию на арест Васько.
Стоя у открытого окна, Александр Петрович жадно вдыхал свежий утренний воздух. Теперь, когда дело об убийстве в селе Веселое близилось к завершению, он особенно ощутил перенапряжение последних недель, державшее его в состоянии какой-то отрешенности от всего окружающего. Кажется, совсем недавно каштаны выбросили стройные чашечки соцветий, а теперь белые лепестки пожелтели и уже облетают. Зато каким нарядным, каким зеленым кажется город, особенно если смотреть на него так вот, с высоты четвертого этажа… Прекрасно и всегда неповторимо это буйное пробуждение природы — вечное обновление и вечное торжество жизни над смертью!
Облокотившись на подоконник, Головин слегка высунул голову из окна. Вдруг мимо него с писком и чириканьем взлетели вверх два воробья. Покружившись в воздухе, они комом упали на соседнюю крышу и, подпрыгивая, воинственно попискивая, принялись долбить друг друга клювиками. Оторванные перышки подхватывал и уносил ветер. В азарте боя воробьи сорвались с крыши, камнем полетели вниз и только у самой земли разлетелись в разные стороны. А на ветке каштана самодовольно сидела воробьиха, клювом расправляя пышные перышки, словно охорашиваясь.
«Тоже ревность!» — рассмеялся Головин и, вернувшись на свое место у письменного стола, снял трубку телефона:
— Капитан? Прошу зайти ко мне!
Через минуту Григорьев уже начал свой ежедневный утренний доклад.
— Васько арестован и обыск произведен. При обыске найден кусок баббита со свежими следами рубки зубилом. Вот этот баббит, а вот и зубило с остатками баббита на лезвии. Очевидно, этим орудием Васько изготовил пули-жеканы. Найдены также охотничьи пыжи из войлока, хотя ружья Васько никогда не имел.
— Важные улики для изобличения убийцы, — заметил Головин, рассматривая вещественные доказательства.— Как ведет себя Васько?
— Волнуется. Руки трясутся…
— Пусть посидит в камере, немного успокоится. Давайте побеседуем с его женой.
В кабинет вошла уже знакомая Головину Авдотья. Сдержанно поздоровавшись, она села на предложенный ей стул и обвела кабинет настороженным взглядом.
— Авдотья Степановна, кажется, так? — спросил Головин.
— До сих пор так величали.
— Вы знаете, зачем вас пригласили?
— Не знаю, так скажете, — тем же сдержанным тоном ответила она.
— Расскажите нам, где вы были в тот вечер, когда произошло убийство?
— Дома была. На собрание муж не пустил.
— А муж где был?
— Тоже дома.
— И никуда не отлучался за весь вечер?
— По хозяйству выходил, голый. И скоро вернулся.
— Голый?! — воскликнул сидевший рядом с полковником Григорьев, но, встретив сердитый взгляд Головина, больше ни о чем не спрашивал.
Державшая себя вначале с достоинством, Авдотья Васько после вопроса о том, отлучался ли ее муж, стала заметно нервничать. На все дальнейшие вопросы она отвечала запинаясь, иногда после долгих пауз. Было ясно, что она и сама подозревала мужа, догадывалась обо всем после убийства.
Отправив Авдотью домой, Головин, вызвал на допрос Васько.
Вид арестованного говорил о его крайнем физическом и душевном изнеможении. С первого же взгляда было понятно, что человек этот уже определил свою судьбу, что воля его сломлена.
— Вы знаете, за что вас арестовали? — спросил Головин.
— Нет, — едва слышно ответил Васько и потупил глаза.
— Ну, что же, тогда давайте вместе разберемся… Вы курите?
— Курю, — так же тихо ответил арестованный.
— Тогда, пожалуйста! — Головин придвинул к нему кулек с самосадом, купленным Григорьевым у старика. Дрожащими пальцами Васько скрутил цигарку и закурил. По комнате распространился приятный запах буркуна.
— Хороший табак, ароматный, — как бы между прочим сказал Головин. — Вы, кажется, тоже такой покупаете?
Васько захлебнулся дымом.
— Нет, я курю папиросы, — сказал он, откашлявшись. Рука с цигаркой, упавшая на колено, слегка подпрыгивала, сотрясаемая мелкой дрожью.
— А в воскресенье, десятого апреля, вы же покупали махорку?
— Не помню, может, и купил, папирос не хватило…
— Плохая у вас память, Васько! Возможно, вы забыли, что и эту штуковину купили? — Головин вынул из ящика ракетницу и положил ее на стол.
