сразу же за дверью послышались шаги и несколько раздраженный голос:
— Кто там?
У Цивки могло быть оружие, и лейтенант решил соблюдать осторожность.
— Да открывайте же, вам вызов на работу… Гоняют в такую рань! — ворчливо отозвался он и старчески закашлялся.
Цивка с минуту помедлил, затем приоткрыл дверь.
Воспользовавшись этим, Коваль рывком распахнул дверную створку и, тесня растерянного Цивку назад, вошел в комнату. За ним вошел Мехеда.
— Гражданин Цивка, прошу не шуметь! Вот ордер на ваше задержание и обыск квартиры, — сказал Коваль и многозначительно похлопал себя по карману брюк, где лежал револьвер.
Застывший было на месте Цивка, поняв значение этого жеста, бессильно опустился на стул. Он пытался что-то сказать, но губы его запрыгали, зубы начали выбивать мелкую дробь.
Мехеда прошел в глубь комнаты. Единственное ее окно было плотно завешено одеялом. Электрическая лампочка казалась тусклой из-за наполнявшего комнату пара — это кипел на электрической плитке чайник. Возле кровати, на тумбочке, лежала полупустая пачка папирос.
— «Шахтерские» курите? — спросил Мехеда, кивая на пачку.
— Ну, «Шахтерские»! А что, не по штату рабочему человеку? — вызывающе ответил Цивка.
— Так, между прочим спросил. Окурочек изволили неосторожно обронить возле хаты Косачева, — сказал, майор насмешливо. Глядя в упор на Мехеду, Цивка приподнялся со стула.
— Сидеть! — крикнул лейтенант.
Арестованный вздрогнул. Вобрав шею в плечи, он опять опустился на стул.
— Только четыре часа утра, а уже чаек подогреваете? — спросил Мехеда и подошел к шипящему чайнику. На стуле, возле чайника, стоял стакан с водой. Только опытный взгляд майора мог заметить, что она имеет слегка рыжеватый оттенок.
«Ах, вот оно что!» — молниеносно пронеслось в голове Мехеды. Он не сомневался, что его догадка правильна. Круто повернувшись к преступнику, он приказал:
— Руки!
Цивка протянул дрожащие руки, сжатые в кулаки.
— Разожмите, лейтенант!
Коваль с силою стиснул кисти Цивки, и пальцы его разжались. Мехеда внимательно их осмотрел.
— Так и есть! Осмотрите, лейтенант… Вот еле заметный порез на пальце левой руки… Кажется Мне, Цивка, что мы вас можем обвинить не только в предательстве подпольной партизанской группы, не только в убийстве Лиды Косачевой, а и еще в одном тягчайшем преступлении.
Продолговатое испитое лицо Цивки стало пепельно-серым.
— Правда, неплохо мы изучили вашу кухню, разгадав рецепт тайнописи кровью? Где же письмо, которое вы готовили для своих хозяев?
Преступник вскинул на майора исполненный ненависти взгляд.
— Есть, товарищ майор! Вот оно самое, это письмо, — торжествующе воскликнул Коваль и вытащил из книги, которая лежала под матрацем, еще влажный лист бумаги.
— Все ясно! Бывший агент гестапо нашел себе новых хозяев, — резюмировал Мехеда, рассматривая находку Коваля.
Обыск в квартире, где жил Цивка, дал еще много материалов для полного изобличения преступника.
Из проявленного тайнописного письма, а затем из показаний шпиона-убийцы было установлено, что Цивка связан с разведкой одной из капиталистических стран. Он должен был поставлять шпионские сведения о военных и стратегических объектах на Украине. В последнее время патрон шпиона начал выражать недовольство работой своего агента. Он требовал, чтобы Цивка лучше законспирировался и развил более энергичную деятельность. Однако непреодолимый страх за свою шкуру не давал Цивке покоя, мешал работать. Встреча с Косачевым казалась ему неизбежной. Малейшая неосторожность матери, старой Домахи, живущей в одном селе с Косачевым, — и Савелий Иванович узнает, что Цивка жив и, конечно, догадается о предательстве… Как проклинал он, предатель, самого себя, что однажды, в припадке сыновнего чувства, подал матери весточку о себе! Он настрого запретил ей отвечать на его письма. Но старая Домаха, догадываясь, что у сына имеются причины скрываться от односельчан, все же не понимала серьезности угрозы, которая над ним нависла. Впрочем, она была уверена в полной секретности своей переписки. Она продолжала писать.
Обдумывая свое положение, Цивка решил прочно обезопасить себя. Намеченный план представлялся ему несложным: убрать с дороги Косачева, переменить местожительство, сфабриковать новый паспорт, взамен похищенного у расстрелянного Николая Панченко, и навеки исчезнуть даже для старой Домахи.
Изобличенный в шпионаже, Цивка упорно отрицал свою вину в убийстве Лиды и в покушении на Косачева. Однако экспертиза показала, что характерные особенности подковки на каблуке ботинок, изъятых при обыске, соответствовали оттиску внутри галош, найденных в грязи на берегу реки. Со дна реки был также извлечен обрез немецкой винтовки, брошенной туда Цивкой после выстрела в окно. Запутавшись в своих показаниях, припертый уликами, предатель был вынужден сознаться и в этих преступлениях.
И как напоминание о них, как немой призыв к бдительности на каждом житейском шагу высится в селе Подлесном скромный постамент над братской могилой партизан и зеленеет маленький холмик на сельском кладбище.
