— Это ты, Форкид? — спросила Гора.
— Это я, Атлант, — ответил Змей. И титан смотрел на титана. Они оба из Счастливой Аркадии.
— Теперь ты червь, — сказал Атлант. — Теперь… я червь, — сказал Ладон. И титан смотрел на титана.
— Как будто снег на твоих волосах. Атлант. И темная тучка спит на снегу.
— Пусть спит моя дочь. У Атланта нет других дочерей. Плеяды у богов, на небе. И титан смотрел на титана.
— Сторожишь, Ладон?
— Сторожу.
Небо было лазурно и трава изумрудна, как всегда.
— Дай мне три золотых яблока, — сказал Атлант. И его каменные, сложенные ребром друг к другу ладони протянулись ближе к стволу.
Заиграло все тело дракона мириадами красок, словно дождь радости брызнул рубинами по всей чешуе; и глаза, как два горна, — огнем.
— О Атлант, почему же ты молчал! Тартар поднялся? Вернулись титаны? Ураниды жаждут яблок Геи? Я сберег их, титан. Пришел час?
Но Гора-Человек покачал печально головой:
— Пришел ли час? Не знаю. Геракл пришел. Дай мне три золотых яблока. Я за ними к тебе.
Оторвалась от дерева шея великана Змея, разом грозно взвилась, раздулся гребень надо лбом, и валами пошли, вздымаясь, разворачиваясь из глуби земли, громады-кольца змеиного тела.
— Атлант, Атлант, Атлант! — трижды прохрипел угрожающе Змей. — Кто послал тебя в сад Гесперид? От богов ты, Небодержатель? Ты с Кронидами? С ними? Отойди от дерева, Гора.
Но Гора-Человек остался стоять. Лишь сказал:
— Не буди мою тучку. Не с богами Атлант. Я — титан. Усмирись и смири свои кольца. Хочешь ты уберечь этот сад? Что ж, будь Стражем! Только дай мне три золотых яблока с дерева.
Потускнели рубины на сверкающем теле Стража яблони. Посерел он весь — и осел.
Была у яблони ветвь, и не ветвь, а дарящая рука, серебром протянутая далеко от ствола. И висело на ее самом маленьком пальце три яблока на одной ножке.
На эту ветвь положил опущенную голову Змей.
— Почему же не рухнуло небо, Атлант? — спросил титана печально Ладон. — Ведь ты здесь? Кто же держит небо?
— Геракл держит небо.
Все умолкло в саду Гесперид. Будто листья, цветы, и травы, и пески — все живое потеряло свой голос. И, как вздох из подземного мира, прозвучал шепот Ладона:
— Это ты сказал о Геракле, Атлант?
— Я.
— Кто же он? От кого? Он от Зевса? Новый бог? Или больше чем бог?
— Он? Он сам от себя, как ты, как я. — И титан посмотрел на титана. — Он — сын Зевса. Но нет от богов ему помощи. Я пришел, чтобы он не пришел. Так хотел Прометей. Он не знает пути к Саду, но он найдет. Ладон, перед ним отступают и боги. Сам Аид отступил.
— Он бессмертен?
— Он смертен.
И тогда показалось Ладону, будто стал Атлант ниже ростом, будто сутулее стали его плечи, и глубже морщины, и круче склонилась голова, и будто в мудрых глазах титана не могла чего-то понять его большая мудрость.
И тогда показалось Атланту, будто меньше стал Змей-великан, и уже и мельче стали извивы колец его тела, и слабее обхват их, и будто багрец и пурпур, пролитые на Змея Зарей и Закатом, стали странно землисты, словно червь пожирал в нем титана. И еще показалось Атланту, будто он читает в мудрых глазах Змея, что не может чего-то разрешить и его змеиная мудрость.
И вот прозвучал голос Змея:
— Смертный держит небо с богами. Что же тогда титаны?
И услышал:
— Мы не нужны. Не восстанут больше титаны никогда. Мир их кончен. На одном плече держит он небо.
— Только боги нужны? Крониды?
— Не нужны и боги. Он и богов побеждает. Неприкованный держит он небо, потому что он — Сила. И угрюмо прохрипел Змей:
— Да, теперь я знаю Геракла, — и снизу посмотрел на Гору-Человека.
Посмотрел Змей и подумал: «Не нужна ты миру, Гора».
И то же подумал о титане-драконе Атлант, кинув взгляд на него сверху: «Не нужен ты Саду, Страж яблок. И яблоки — только золотые игрушки богов. Не живой, а мертвой водой поит яблоню ключ преисподней».
Умолкли титаны. Так глубоко молчали, будто их голос утонул в океане.
— Ты стар, Атлант, — сказал Ладон.
— Теперь время оседает на мне. Не скользит, как бывало, мимо… Тебе снится Аркадия, Ладон?
— Снится.
— Она — сновидение. Разве прежде слетали к титанам сновидения из Ночи? И ответил Ладон:
— Не слетали. Только нимфы речные… А теперь и мне снятся Обманы, вылетающие из преисподней. Помню, когда-то прилетали ко мне, как лебеди, Бури. Да, теперь я знаю Геракла. Он — Неотступный… Помнишь, Атлант, ту златорогую лань Артемиды, подругу Плеяд? Рядом с ней задыхался Ветер от бега и держался, ухватившись за ее рога золотые, чтобы укрыть свой позор. Ни стрела, ни копье не могли догнать эту лань. И была она сильнее Немейского льва. Но за нею погнался Геракл, из Аркадии выгнал. День за днем, за неделей неделю, за месяцем месяц гнал ее неустанно: от реки к реке, от горы к горе, от ущелья в ущелье, от бора в бор. Не давал ей нагнуться к траве, на бегу срезать зубом лист над тропинкой. Только воду не смог он отнять! Плыла и пила. Он — за нею. Так он гнал золоторогую лань, Неотступный, без помощи бога. Обогнули они вдвоем всю землю и вернулись к Аркадии. Уже не было у лани сил — только кости бежали и тень. И подумала лань: «Есть спасенье на Чудо-горе. Там поток, там Ладон». И к Ладону направила лань свои слабые ноги. Только где же Чудо-гора? Где поток? Один берег нашла в котловине. Кругом воды чужие в котле туманов. А другого берега не было: лишь стена вдали перед нею. Тогда воззвала ко мне гонимая лань: «Дай спасенье, Ладон!» Но ответом ей было безмолвие. Здесь настиг лань Геракл. Поплыла она, закружилась в чужих водах. А Геракл встал на берегу. Лук в руке. Ждет и смотрит. Берег только один. И ей некуда… Не спеша пронзила стрела… Рассказал мне об этом Тайгет после битвы Атланта с Кронидом. Снова умолкли титаны: Гора-Человек и Змей-исполин.
Тих был голос Атланта:
— Скоро выпорхнут на небесную дорогу Плеяды. Я люблю их гурьбу и алмазное веселье.
И хотел Атлант, как бывало в Аркадии, запрокинуть назад голову и вглядеться в небо. Но не откинулась назад поникшая под тяжестью небосвода голова. Не разогнулась шея, окаменевшая над горбами плеч.
— Что ты ищешь, Атлант, звездных девушек на небе? — спросил Змей, опуская веки. — Еще не выбежали Плеяды. К их восходу поют Геспериды и навевают мне сон.
— Где теперь вечерние девоптицы?
— Дремлют.
И опять умолкли титаны: и Гора-Человек и Змей-великан. Будто все рассказали друг другу, о чем думали тысячу лет. Но осталось еще последнее слово, и оно прозвучало:
— Дай мне три золотых яблока для Геракла, Ладон.
— Возьми, пока дремлют Геспериды. И закрыл дракон, страж сада, змеиные веки и замер. Бережно протянул титан каменные ладони к трем яблокам, висящим на самом маленьком пальце могучей ветви-руки. Тусклым золотом отливали плоды. Бережно коснулся титан их ножки. Бережно отломил ее ногтем. И тотчас на то место, где от ветви отломилась ножка яблок-сестер, набежала амброзийная капля. Затянуло ранку
