- По-моему, с вашей стороны просто чудесно, что вы пришли, проговорила она наконец. - Я знаю, как привольно живется вам дома, ваш кузен часто мне о вас рассказывал. Правда, он изумительный человек?
На этот вопрос Тайми ничего не ответила.
- Как это все-таки ужасно, - сказала она, - рыскать по чужим домам...
Девушка в сером улыбнулась.
- Да, порой бывает трудно. Я занимаюсь этим уже полгода. Знаете, привыкаешь. Мне кажется, все самое худшее по своему адресу я уже выслушала.
Тайми передернуло.
- Видите ли, у вас скоро появится такое чувство, что вы просто должны пройти через это, - пояснила девушка в сером, и губы ее чуть тронула улыбка. - Мы все, конечно, понимаем, что дело наше необходимое, но среди нас больше всех на высоте ваш кузен, его, кажется, ничто не может обескуражить. У него какая-то особая жалость к людям, может, чуточку презрительная. Ни с кем так хорошо не работается, как с ним.
Через плечо своей новой подруги она глядела в тот внешний мир, где небо состояло сплошь из телеграфных проводов и горячей желтой пыли. Она не заметила, что Тайми мерит ее с головы до ног враждебным, ревнивым и в то же время каким-то жалким взглядом, словно вынужденная признать, что эта девушка стоит выше нее.
- Нет, я не могу здесь работать, - сказала вдруг Тайми.
Девушка в сером улыбнулась.
- Я сначала тоже так думала, - сказала она и добавила, любуясь Тайми: Но, может быть, вам и в самом деле это не подходит, - вы такая хорошенькая. Возможно, вам поручат вести регистрацию, хотя, правду сказать, это очень скучно. Мы спросим вашего кузена.
- Нет, я или буду делать все, или ничего.
- Ну что же, - проговорила девушка в сером. - У меня на сегодня остался еще один дом, который надо обследовать. Хотите пойти?
Она вытащила из кармана юбки небольшую записную книжку.
- Совершенно не могу обходиться без кармана. Его хотя бы не потеряешь. Я за пять недель успела потерять четыре сумочки и две дюжины носовых платков, пока не поняла, что мне нужен карман. Боюсь, что дом, куда нам нужно идти, в общем, ужасное место.
- За меня не бойтесь, - сказала Тайми коротко.
На пороге табачной лавочки юный хозяин дышал вечерним воздухом. Он приветствовал девушек вежливой, но не очень чистой улыбкой.
- Добрый вечер, прелестные мисс, - проговорил он, - какой приятный вечер!
- Довольно противный человечек, - заметила девушка в сером, когда они с Тайми дошли до перекрестка. - Но у него острое чувство юмора.
- А! - только и сказала Тайми.
Они свернули в переулок и остановились перед домом, несомненно, видавшим лучшие дни. Стекла были в трещинах, двери давно не крашены, а через подвальное окно можно было видеть кучу тряпья, какого-то зловещего вида мужчину подле нее и полыхающий огонь. У Тайми перехватило дыхание, ноздри ей заполнила мерзкая вонь горящих тряпок. Тайми взглянула на свою спутницу. Чуть заметно улыбаясь, та сверяла что-то по своей записной книжке. В душе Тайми поднялось недоброе чувство, почти ненависть к этой девушке, которая могла оставаться невозмутимой, деловитой, невзирая на такие сцены и запахи.
Дверь им открыла молодая женщина с красным лицом, судя по всему, только что поднявшаяся с постели.
Девушка в сером сощурила свои сияющие глаза.
- Извините, пожалуйста, - сказала она. - Можно, мы на минуточку войдем? Мы собираем материал для отчета.
- Здесь собирать нечего, - ответила молодая женщина.
Но девушка в сером уже скользнула мимо нее, легко и быстро, как воплощенный дух приключений.
- Ну, конечно, я понимаю, но, знаете, так, просто чтоб соблюсти формальность.
- Когда умер муж, мне пришлось со многими вещами расстаться, - сказала молодая женщина, как будто оправдываясь. - Жизнь не легкая.
- Да-да, разумеется, но, наверное, не хуже моей: каково это мне вечно бродить по чужим домам!
Молодая женщина оторопела.
- Ваш хозяин плохо следит за ремонтом, - сказала девушка в сером. Соседний дом тоже принадлежит ему?
Молодая женщина кивнула.
- Плохой у нас хозяин. Да и все они здесь такие, на нашей улице. Ничего от них не добьешься.
Девушка в сером подошла к грязной плетеной колыбели, в которой лежал, раскинув ручки и ножки, полуголый ребенок. Некрасивая маленькая девочка с толстыми красными щеками сидела тут же на табурете, рядом с открытым шкафчиком для провизии, в котором были навалены сухие мясные кости.
- Ваши детишки? - спросила девушка в сером. - Какие милочки!
На лице молодой женщины расцвела улыбка.
- Ребятки у меня здоровые.
- Вероятно, это не обо всех детях в этом доме можно сказать?
Молодая женщина ответила подчеркнуто резко, словно давая выход давнишней злобе:
- Трое ребятишек, что живут на втором этаже, еще ничего, во вот те, на самом верху!.. Я моим не разрешаю с ними водиться.
Тайми увидела, что рука ее новой приятельницы, как светлый голубок, порхнула над головкой ребенка в колыбели. В ответ на этот жест молодая мать кивнула и сказала:
- Вот-вот. Приходится потом отмывать их, как только они побывают с теми, верхними.
Девушка в сером взглянула на Тайми, словно хотела сказать: 'Вот туда-то нам, очевидно, и надо идти'.
- Уж такие-то грязнули, - пробормотала молодая женщина.
- Вам это, конечно, очень неприятно.
- Еще бы. Я ведь целый день занята стиркой, когда удается получить работу. Я не могу уследить за ребятишками, они бегают повсюду.
- Да, очень неприятно, - тихо повторила девушка в сером. - Я это все у себя запишу.
Вытаскивая записную книжку, в которую она принялась что-то энергично записывать, Мэри Донт выронила носовой платок, и вид его на грязном полу доставил Тайми какое-то странное удовольствие - так бывает, когда видишь, что у человека, выше тебя стоящего, отсутствует добродетель, которой сам ты обладаешь.
- Ну, не будем вас задерживать, миссис... миссис?..
- Клири.
- Миссис Клири. Сколько вашей дочке? Четыре? А маленькому? Два? Милочки! До свиданья!
В коридоре девушка в сером шепнула Тайми:
- Меня просто умиляет, когда мы гордимся тем, что мы лучше прочих. Это так бодрит и радует, не правда ли? Так как же, поднимемся, посмотрим на эту преисподнюю наверху?
ГЛАВА XXXV
ДУМЫ ЮНОЙ ДЕВУШКИ
Думы юной девушки подобны весеннему лесу: сейчас это поднимающаяся от земли дымка из колокольчиков и солнечных бликов, а через минуту - мир притихших, нежных и грустных молодых деревцев, неведомо почему роняющих слезы. Сквозь путаные ветви, едва одетые зеленью, душа леса рвется на
