Новый взрыв хохота потряс стол; рассмеявшись раз, они теперь могли остановиться, только насмеявшись вволю. Когда Скраф и следы его деятельности были удалены, герр Пауль взял разливательную ложку.
- У меня есть тост, - сказал он, размахивая ложкой и требуя внимания. Мы выпьем все вместе и от всего сердца. Предлагаю вылить за мою дочурку, которой сегодня исполнилось тринадцать лет... И в наших сердцах, - продолжал он, положив разливательную ложку и став вдруг серьезным, - живет память о той, которой нет сегодня с нами на этом радостном торжестве, и за нее мы тоже поднимаем бокалы от всего сердца, потому что она тоже была бы рада видеть нас веселыми. Я пью за мою дочурку, благослови ее бог!
Все встали, чокнулись бокалами и выпили; потом все замолчали, и Грета, по обычаю, запела немецкую песенку. На четвертой строке она сконфузилась и замолчала.
Герр Пауль громко высморкался и, взяв колпак, вывалившийся из хлопушки, напялил его на голову.
Все последовали его примеру. Мисс Нейлор досталась пара ослиных ушей, и после второго бокала она надела их с видом человека, приносящего себя в жертву ради общего блага.
После ужина наступило время вручения подарков. Герр Пауль завязал Грете глаза платком, и все по очереди стали подносить ей подарки. Взяв в руки подарок, Грета должна была отгадать, от кого он, в противном случае с нее полагался штрафной поцелуй. Ее проворные, ловкие пальчики бесшумно ощупывали подарки, и в каждом случае она отгадывала правильно.
Подарок Дони, котенок, вцепился когтями ей в волосы, вызвав веселое замешательство.
- Это подарок доктора Эдмунда, - сразу же догадалась она.
Кристиан заметила, что Гарц исчез, но вскоре вернулся запыхавшийся и преподнес свой подарок последним.
Подойдя на цыпочках, он вложил его в руки Греты. Это была маленькая бронзовая копия одной из статуй Донателло.
- О, герр Гарц! - воскликнула Грета. - Я видела ее тогда у вас в мастерской. Она стояла у вас на столе. Такая милая!
Миссис Диси наклонилась и, впившись в статуэтку своими белесыми глазками, прошептала: 'Прелестно!' Мистер Трефри взял фигурку в руки.
- Оригинальная штучка! Думаю, стоит немало! Он с сомнением поглядел на Гарца.
Потом все перешли в другую комнату, и герр Пауль, сняв с Греты платок, завязал им собственные глаза.
- Берегитесь! Берегитесь! - кричал он. - Сейчас я вас всех переловлю.
И, расставив руки, он осторожно двинулся вперед, словно медведь на задних лапах. Но поймать ему не удалось никого. Кристиан и Грета прошмыгнули у него под руками. Миссис Диси увернулась от него с удивительным проворством. Мистер Трефри забрался в угол и, покуривая сигару, подзуживал:
- Браво, Пауль! Какой проворный! А ну, бегом! Грета, давай!
Наконец герр Пауль поймал Терезу, которая прижалась к стене и, растерявшись, тоненько попискивала.
Вдруг миссис Диси заиграла вальс 'Голубой Дунай'. Герр Пауль отшвырнул платок, свирепо подкрутил ус, окинул взглядом комнату и, обхватив Грету за талию, неистово закружился, ныряя и подпрыгивая, как пробка на волнах. Кузина Тереза с мисс Нейлор последовали его примеру, обе были чрезвычайно торжественны. Каждая (выделывала свои па, не обращая внимания на партнершу. Гарц подошел к Кристиан.
- Я не умею танцевать, - сказал он, - то есть я танцевал только раз в жизни, но, может быть, вы все- таки...
Она положила руку ему на плечо, и они закружились. В танце она была легка, как перышко. Глаза ее сияли, ножки летали, вся она подалась немного вперед. Сначала у Гарца ничего не получалось, но вскоре ноги его стали двигаться в такт музыке, и они с Кристиан продолжали кружиться даже тогда, когда все остальные уже остановились. Время от времени пары ускользали танцевать на веранду и, кружась, возвращались через раскрытую дверь. Свет ламп сиял на белых платьях девушек, на вспотевшем лице герра Пауля. Он веселился до изнеможения и, когда музыка смолкла, бросился во весь рост на диван и произнес, задыхаясь:
- Боже мой! Боже мой!
Вдруг Кристиан почувствовала, как Гарц сжал ее руку. Тяжело дыша, вся сияющая, она взглянула на него.
- Голова кружится! - пробормотал он. - Я очень плохо танцевал, но я скоро научусь.
Грета захлопала в ладоши.
- Мы будем танцевать каждый вечер, мы будем танцевать каждый вечер!
Гарц взглянул на Кристиан; она покраснела еще больше.
- Я покажу вам, как пляшут у нас в деревне - ногами по потолку,
И, подбежав к Дони, он попросил:
- Держите меня! Поднимайте... вот так! Теперь, раз... два...
Он попытался вскинуть ноги выше головы, но у Дони вырвалось 'ох!', и они оба грохнулись на пол. Этим неуместным происшествием завершился вечер. Дони пошел провожать кузину Терезу, а Гарц зашагал домой, напевая 'Голубой Дунай'. У. него было такое ощущение, словно рука его все еще лежала на талии Кристиан.
В своей спальне сестры долго еще сидели у окна на ветерке перед тем, как раздеться.
- Ах! - вздохнула Грета. - Сегодня у меня был самый счастливый день рождения.
Кристиан тоже подумала: 'Ни разу в жизни я не была так счастлива, как сегодня. Вот если бы так было каждый день!' И она высунулась в окно, подставив под прохладный ветерок горящие щеки.
VI
- Крис! - сказала Грета несколько дней спустя. - Мисс Нейлор танцевала вчера вечером; сегодня у нее, наверное, болит голова. А у меня французский и история.
- Ну что ж, я могу позаниматься с тобой.
- Вот и хорошо, тогда мы можем поговорить. Мне ее жалко. Я отнесу ей немного своего одеколона.
На другой день после танцев у мисс Нейлор неизменно болела голова. Девушки понесли свои учебники в беседку; на дворе сияло солнце, но то и дело накрапывал дождь. Сестрам пришлось спасаться от него бегом.
- Сначала займемся французским, Крис!
Грета любила уроки французского, который она знала ненамного хуже Кристиан; поэтому урок проходил восхитительнейшим образом. Точно через час по часам Греты (подарку мистера Трефри, сделанному в день рождения и, по меньшей мере, ежечасно вызывавшему прилив любви и восторгов) она встала.
- Крис, я не покормила своих кроликов.
- Поторопись! На историю у нас почти не осталось времени.
Грета исчезла. Кристиан следила за блестящими капельками, срывавшимися с крыши; губы ее были полураскрыты, она улыбалась. Она думала о том, что сказал Гарц прошлым вечером. Завязался разговор, может ли существовать общество, если мнение большинства не будет обязательно для всех. Гарц, сидевший сначала молча, взорвался:
- По мне, так один энтузиаст лучше двадцати равнодушных. В конечном счете он приносит обществу наибольшую пользу.
- Будь на то ваша воля, - ответил Дони, - общества не было бы вообще.
- Я ненавижу общество, потому что оно живет за счет слабых.