самого обыкновенного синего цвета. Правда, он занимает ее один, а все другие полны народу; но как выйти из такого положения – неизвестно; разве что повезти с собой в Лондон людей, стремящихся уехать в обратном направлении. Поднять верх автомобиля было бы, конечно, слишком демонстративно, так что ничего не остается, как сидеть смирно и не обращать внимания. Сомс, от рождения усвоивший гримасу легкого презрения ко всей вселенной, был как нельзя более приспособлен для такого занятия. Он сидел, глядя на кончик собственного носа, а солнце светило ему в затылок, и толпа колыхалась взад-вперед вокруг полисменов. Насильственные действия, результатом которых явились выбитые окна автобуса, уже прекратились, и теперь люди вели себя вполне мирно, словно вышли поглазеть на принца Уэльского.
Всеми силами стараясь не раздражать толпу слишком явным вниманием, Сомс наблюдал. И пришел к заключению, что вид у людей равнодушный; ни в глазах, ни в жестах он не видел той напряженной деловитости, которая одна только и придает революционным выступлениям грозный характер. Почти все молодежь, чуть не у каждого к нижней губе приклеилась папироса, так смотрит толпа на упавшую лошадь.
Люди теперь так и родятся, зеваками, И это неплохо. Кино, дешевые папиросы и футбольные матчи – пока они существуют, настоящей революции не будет. А всего этого, по-видимому, с каждым годом прибавляется. И он только было решил, что будущее не так уж мрачно, когда к нему в автомобиль просунулась голова какой-то молодой женщины.
– Не могли бы вы подвезти меня в город?
Сомс, по привычке, посмотрел на часы. Стрелки, показывавшие семь часов, мало чем помогли ему. Довольно нарядно одетая женщина, с чуть вульгарной манерой говорить и напудренным носом. И долго этот Ригз будет скалить зубы? А между тем, в «Бритиш Газет» он читал, что все так делают. Он ответил грубовато:
– Могу. Куда вам нужно попасть?
– О, хотя бы до Лестер-сквер добраться.
Этого еще недоставало!
Молодая женщина, казалось, почуяла его опасения.
– Видите ли, – сказала она, – мне надо еще поесть до спектакля.
Да она уже лезет в машину! Сомс чуть не вылез вон. Он сдержался, искоса оглядел ее; наверно, какая-нибудь актриса – молодая, лицо круглое, и, конечно, накрашено, – чуть курносая, глаза серые, слегка навыкате; рот... гм, красивый рот, немножко вульгарный. И, разумеется, стриженая.
– Вот спасибо вам!
– Не стоит, – сказал Сомс; и машина тронулась.
– Вы думаете, это надолго – забастовка?
Сомс наклонился вперед.
– Поезжайте, Ригз, – сказал он, – этой даме нужно на, у э-э... Ковентри-стрит, там остановитесь.
– Такая глупость вся эта история, – сказала дама. – Я бы ни за что не поспела вовремя. Вы видели наше обозрение «Такая милашка»?
– Нет.
– Очень, знаете ли, неплохо.
– Да?
– Впрочем, если это не кончится, придется закрывать лавочку.
– А.
Молодая женщина замолчала, сообразив, что поклонник не отличается разговорчивостью.
Сомс переменил позу. Он так давно не разговаривал с посторонней молодой женщиной, что почти совсем забыл, как это делается. Поддерживать разговор ему не хотелось, а между тем, он понимал, что она его гостья.
– Вам удобно? – неожиданно спросил он.
Она улыбнулась.
– Неужели нет? Машина чудесная!
– Мне она не нравится, – сказал Соке.
Она раскрыла рот.
– Почему?
Сомс пожал плечами; он говорил, только чтобы сказать что-нибудь.
– По-моему, это даже интересно, правда? – сказала она. – «Держаться» вот так, как мы все сейчас.
Машина теперь шла полным ходом, и Сомс начал вы – считывать, через сколько минут можно будет покончить с такими сопоставлениями.
Памятник Альберту, уже! Он почувствовал к, нему своего рода нежность – такое счастливое неведение всего происходящего!
– Обязательно приходите посмотреть наше обозрение, – сказала дамочка.
Сомс собрался с духом и взглянул ей в лицо.
– Что вы там делаете? – спросил он.
– Пою и танцую.
