«Арсенал» хочет, чтобы я перешел к ним. Их тренер Том Унтаппер специально прилетал, чтобы перекупить... Я читал в газетах о его приезде в Манчестер. Но меня не продали...
Почему так дорого платят за меня, я узнал, увидев «Арсенал» в игре, — у них нет лидера, и они готовы на все...
Дункан замолчал и потом вдруг заговорил совсем о другом:
— Я не считаю себя вправе утверждать, будто знаю истинные причины нравственного, если хочешь, падения нашего футбола. Но мне все больше и больше кажется, будто оно начинается с первого фунта стерлингов, который ты получаешь за игру. Тогда радость свободы, откровение мальчишеских баталий под натиском денег растворяются как дым... Как бы ни был ты бескорыстен по своей природе, ты начинаешь видеть за каждым ударом фунт, за каждым пасом — второй, пятерку — за удар головой, сотню — за гол в ответственном матче. И тогда умирает футбол... Тогда кажется, что кто-то всесильный помимо твоей воли вторгся в твою жизнь, и твоя футбольная карьера предстает в ином свете. Но это бы еще ничего. Не дай бог, если вдобавок ко всему у тебя однажды — хотя бы однажды! — не хватило мужества сказать «нет» какому-нибудь грязному дельцу. Тогда каждый матч превращается в муку. И ты перестаешь уважать самого себя...
— А, вот вы где, полуночники! — В дверях, запахнув широкий стеганый ночной халат, стояла Барбара.
В эту минуту Дональд почти ненавидел ее за вторжение. Он взглянул на Тейлора. Дункан тоже поморщился. Но потом, как бы очнувшись, ласково проговорил:
— Иди, милая, посиди с нами. У нас, кажется, был довольно любопытный разговор.
— То-то, смотрю, вы оба чудные, словно опиума накурились.
Им так и не удалось в то утро закончить свой разговор. Не смогли вернуться к нему и потом — не представлялся случай.
А вскоре Тейлор погиб...
13
Когда Дональд вошел в гостиную дома Барбары, Рандольф сидел в низком мягком кресле на колесиках, придвинутом к самому камину. Огонь метался по дровам, брошенным на раскаленные угли. Рандольф развлекался игрой огня. Выглянув из-за спинки и увидев Дональда, он только помахал рукой. А когда Роуз опустился на соседнее кресло, дал задний ход своей «коляске» и оказался лицом к лицу с Дональдом.
С минуту они молча смотрели друг на друга, а потом одновременно рассмеялись.
— Мы ждали тебя раньше, Дон. Но пока ты медлил, мы с Барбарой кое-что переиграли. Предлагаю отправиться в Клотчестерский клуб. Там у нас где-то стоит яхта, и мы сможем прекрасно провести выходной. — Он посмотрел на часы. — Боюсь только, поздновато — пока туда доберешься, начнется отлив. Будет трудно выйти в море. Насколько я помню мутную кишку заливчика, там по крайней мере раз в сутки ходят по дну, не замочив ножки.
— Мне все равно. Я свободен сегодня и завтра. Если не возражает Барбара, то, пожалуй...
— Она, конечно, согласна. Сейчас готовит внизу кое-что съестное. Хотя я предлагаю заехать в магазин... Ты на машине?
Дональд молча кивнул. Он знал, зачем Рандольф спросил об этом, и знал, каким будет второй вопрос. И не ошибся.
— А мой трактор видел? — стараясь придать побольше небрежности своему голосу, спросил Рандольф.
— Видел. Поздравляю. Но на месте отца я бы не купил тебе такую машину. Это самоубийство. Зачем триста шестьдесят лошадиных сил одному человеку? Чисто американская мода! — Дональд пожал плечами, как бы подчеркивая этим всю несерьезность приобретения. — Хотя сам, признаться, люблю большие вещи, крупных людей, далекие расстояния.
— Вот и отлично. Предлагаю сесть за руль и попробовать. Отправимся на моей машине. А «волво» пусть подождет дома и поскучает с Барбариным «моррисом». Не родился бы после этого какой-нибудь мотоциклик! — Он звонко рассмеялся, довольный собственной шуткой.
— Рандольф, Рандольф! Что ты говоришь?! — с порога воскликнула Барбара, услышав последние слова Мейсла.
Она сдержанно поздоровалась с Дональдом, но при этом улыбнулась так ласково, что Роуз поразился умению Барбары мгновенно менять выражение лица.
Она была одета в серый дорожный костюм из мягкой ткани. Узкая, несколько коротковатая юбка и открытый жакет облегали ее фигуру и делали полноватую Барбару изящной. Может быть, костюм был излишне откровенным, с точки зрения сегодняшней моды, но такой наряд и стремительность движений скрадывали массивность фигуры.
— Все разговоры по дороге. Иначе мы ничего не успеем сделать, — решительно заявила Барбара и сунула в руки Дональда небольшую сумку с продуктами, а Рандольфу пустую корзинку для бутылок.
Пока укладывали вещи в низкий спортивный автомобиль Рандольфа, Дональд вдоволь поиздевался над автомобильной страстью Мейсла-младшего.
— Нет, что это за рыдван? Сидеть согнувшись в три погибели ради моды — мальчишество! Да к тому же платить такие деньги!..
Вначале Мейсл-младший отмалчивался, но потом всерьез стал уговаривать Дональда сесть за руль. Рандольф первым поспешно пробрался на заднее, фактически запасное сиденье, поскольку модель «ягуара» была двухместной.
Огромная серая машина, по очертаниям своим действительно напоминавшая прыгающего ягуара, легко взяла с места.
Первые минуты Роуз как бы примеривался к машине. Он осторожно вел ее, пристроившись за зеленым «бьюиком». И ничего не отвечал на поминутные «Ну как?! Ну как?!», несшиеся из-за спины.
Машина шла, словно ни вес трех человек, ни полуторатонная масса самого автомобиля не значили для мотора ничего.
Когда они вырвались на загородное шоссе, Дональд инстинктивно нажал на педаль акселератора, и зеленый «бьюик», маячивший впереди, отлетел назад, будто он и не двигался со скоростью семидесяти километров в час.
Опьянение мощностью мотора охватило водителя. Дональд уже ничего не мог с собой поделать и все увеличивал и увеличивал скорость. Он любил быструю езду, любил автомобиль. Но ему еще не приходилось сидеть за рулем такой мощной машины.
«А ведь великолепное ощущение! Словно вся мощь вселенной у тебя в руках. Одно движение руля — и вписываешься в стометровые повороты».
Поглощенный наблюдением за дорогой, Дональд вел машину молча. Стрелка спидометра прыгала в пределах 100—120. Барбара, захваченная стремительностью движения, откинулась на спинку и тоже молчала. Затих, наконец, сзади и Рандольф, наблюдая, как мастерски вел машину Роуз.
Ехать надо было часа два с половиной. Но скорость как бы скрадывала время. Автострада заканчивалась через несколько десятков километров, и далее дорога шла по узкому местному шоссе, на котором сверхмощность мотора была бесполезной.
По обе стороны дороги стремительно вырастали и исчезали цветастые корпуса небольших заводов, коричневые и ярко-желтые строения ферм. Но постепенно, чем глубже они забирались в графство Эссекс, пейзаж менялся. Исчезли заводы. Реже стали попадаться фермы. Правда, они теперь были крупнее. Затем стали мелькать аккуратные домики, прятавшиеся за живой изгородью. Их островерхие крыши да трубы каминов то здесь, то там протыкали редкий занавес по-осеннему оголенных ветвей.
Роуз очень любил Эссекс. Это был уголок старой, рафинированной Англии, в неприкосновенности сохраненный для туристов. О графстве с упоением писалось в проспектах, которые Дональд видел в крупнейших бюро путешествий. «Посетите Англию — посетите Эссекс». В разгар сезона графство кишело туристами. А вот в дни глубокой осени благоговейная тишина хранилась, кажется, самой природой.
