огорчаться. Увы, бывает иначе.
Жители Манчестера тяжелей, чем лондонцы, воспринимают проигрыш любимой команды. Таков закон провинции. Ибо в городе все говорят только о двух вещах — футболе и деньгах. И самое яркое, что связано у них с двумя этими понятиями, непосредственно связано и с «Манчестер Рейнджерс». Когда клуб сразу же после войны неожиданно вылетел во вторую лигу, это вызвало, пожалуй, не меньший психологический шок, чем сигнал воздушной тревоги во время первой кровавой бомбардировки Манчестера немецкими самолетами.
Дональд мог бы безошибочно сказать, как будут вести себя эти ребята, переходящие от одного спортивного снаряда к другому, в минуты огорчения, в минуты торжества. Он почти написал книгу об истории клуба. До сдачи ее в набор осталось около двух месяцев. Дональд рассчитывал уложиться в срок, если ничто постороннее не отвлечет его от работы.
Вместе с командой, разобравшей мячи, Дональд вышел в парк и устроился на скамейке, глядя, как Марфи что-то доказывает главному тренеру Элмеру Бродбенту, кивая в сторону ворот. Потом Крис подозвал ассистента тренера Брайана Слейтора, сыгравшего за клуб в свое время более двухсот раз, и направился вместе с ним к вратарям.
Разбившись на группы, игроки трудились, как муравьи, до бесконечности перебрасывая мячи друг другу. Истинную цену этому бесхитростному занятию знал лишь один человек — Крис Марфи. Мальчишки непрерывной лентой вытянулись вдоль бровки поля. Сотни восхищенных, изучающих глаз...
«Сколько среди них Дунканов Тейлоров?» — думал Дональд, взирая на привычную, знакомую до мелочей картину.
Не дожидаясь конца тренировки и обещанного Марфи сюрприза, он отправился в кабинет Мейсла, но секретарша ответила, что «шефа нет и он даже не звонил, а его с утра разыскивают из городской регистратуры».
Оттого, что он второй день не может увидеть Уинстона Мейсла, Дональду стало тревожно, как солдату перед концом затянувшегося затишья: потому ли, что сознает, какой суровый предстоит бой, или потому, что даже предполагает, чем он может для него закончиться.
6
Утром Дональд позвонил в редакцию и узнал, что на отчет о сегодняшнем матче с «Челси» отводится двести строк. Игра обещала быть интересной, и редактор спортивного отдела напомнил, чтобы Роуз смотрел в оба.
Дональд отшутился:
— Марфи еще вчера рассказал мне, как будет проходить матч и какой сюрприз приготовили они лондонцам, так что на стадионе мне и делать нечего.
На что редактор ответил:
— Ну и великолепно, Дон. Можешь сидеть дома, только вовремя пришли отчет. До вечера!
Сразу же после разговора Роуз отправился в клуб. Уинстон только что пришел и был свободен. Секретарша доложила и в дверях шепнула:
— Торопитесь, он собирается уходить.
Мейсл очень дружелюбно, Дональду даже стало неловко, поздоровался с ним, выйдя из-за своего огромного, в полкомнаты, письменного стола, по слухам, купленного у одного из отпрысков королевской фамилии.
Дональд всегда искренне восхищался Мейслом. Высокий, поджарый, похожий на чистокровного скакуна, застывшего перед стартовыми воротами на весенних скачках, Уинстон в свои шестьдесят пять лет был не просто красивым мужчиной. Он был красавцем. Седина элегантно мешалась с черными как смоль волосами, за которыми он следил не менее тщательно, чем первая модница. Большие («Как у Барбары!» — подумал Роуз) глаза смотрели спокойно, и в них нельзя было прочитать ничего, кроме того, что хотел бы сказать посетителю их хозяин.
Как всегда, Мейсл был одет в черный костюм. Других цветов он не признавал, хотя в ходу были синие тона. В спортивной среде манчестерцев, которые, подобно истым англичанам, не уделяли своему туалету особого внимания, Мейсл выглядел франтоватым.
Несмотря на почтенный возраст, Уинстон Мейсл обладал недюжинным здоровьем. Никто не помнит, чтобы он был когда-нибудь болен и пропустил хотя бы одну игру своего клуба. Вопреки всем предостережениям врачей, с которыми он совершенно не считался и в клубе терпел, поскольку это требовалось для дела, Уинстон глотал в день дюжину чашек кофе такой крепости, что его не могли пить отъявленные «кофейщики» секретарь Верной Фокс и второй директор Кларенс Хьюджис. В довершение всего он ежедневно в полдень поглощал фунтовый ковбойский бифштекс, который, казалось, только для проформы подносился к огню.
Зазвонили сразу два телефона на маленьком столике, и Мейсл, извинившись, быстро переговорил с обоими собеседниками, дав Дональду возможность собраться с мыслями. Роуз решил вести себя осторожно — пусть Мейсл сам заговорит о процессе.
Попросив секретаршу больше не соединять его ни с кем, кроме лондонского юриста, Мейсл, извинившись еще раз, повернулся к Дональду. Он начал расспрашивать о поездке, об Италии, мимоходом поведав одну из пикантных историй, «бывших с ним когда-то», хотя Дональд прекрасно знал, что таких историй не меньше случается и сейчас. Мейсл похвалил отчет из Рима, который, судя по замечаниям, прочитал внимательно.
Беседа велась о случайных вещах, время уходило, а разговора о процессе все не было. Дональд понимал, что такой разговор не доставит особого удовольствия Мейслу, и боялся показаться неблагодарным.
В последние годы Уинстон Мейсл относился к Дональду не только явно покровительственно, но даже отечески. Он опекал его сколько мог. Покупал абонементы в дорогие клубы города, открывая тем самым доступ к богатой информации, без которой немыслим настоящий журналист. Мейсл не скрывал, что ему нравятся серьезный тон материалов Дональда и стиль его работы — капитальный и четкий. Нередко Мейсл в шутку называл Дональда «пресс-атташе». Он фактически своей властью дал исключительное право писать о «Манчестер Рейнджерс» лишь Роузу, сделав его, таким образом, штатным корреспондентом клуба, о котором Дональд и рассказывал в печати уже более восьми лет. Такова была воля Мейсла, вознесшая Роуза на Олимп спортивной журналистики, и Дональд знал силу этой воли.
Насколько Дональд помнил, Мейсл всего один раз обрушил на него свой гнев, когда он, не посоветовавшись, разразился нашумевшей критической статьей, высмеяв существовавший тогда в клубе принцип «пусть плохо, но выиграть». Правда, потом президент согласился с доводами Дональда, неожиданно поддержанного и Марфи. И наконец, он и никто иной дал ему щедрый денежный аванс, предложив написать книгу об истории клуба. Эти деньги позволили Роузу спокойно закончить второй роман и расплатиться со всеми долгами за маленький домик в две спальни, который он приобрел недалеко от Рейнджерс-парка.
И вот теперь этот разговор. Для Дональда было совершенно ясно, что принять процесс он не сможет никогда. А это значит, что он выступит против Мейсла и всего руководства клуба, хотя в душе Poyз надеялся, что и само руководство, несмотря на бурную подготовку, не окончательно решилось судиться с авиационной компанией.
— Мистер Мейсл, это правда, что клуб возбуждает дело против БЕА? — Этим вопросом Дональд сам начал разговор о процессе, уже не надеясь, что это сделает президент. Однако приступил к нему в неподходящую минуту и так внезапно переменил тему разговора, что Мейсл вздрогнул.
— С этим вы пришли ко мне? — вопросом на вопрос ответил он, и Дональд понял, что Мейсл мучительно ищет причину, побудившую Роуза говорить о деле, которое в общем-то его совершенно не касается. Но потом, очевидно, Мейсл прикинул что-то в уме, потому что спокойно сказал:
— Да, мы приняли такое решение на последнем заседании совета директоров, когда вы были в Риме. И я весьма сожалею, что не первый сообщил вам о нашем намерении.
