оттуда большой лист ватмана.
Он расстелил его на палубе, аккуратно приколов кнопками. Цветными карандашами были обведены склон рифа с уступом, на котором мы нашли первую амфору, и участок дна у подножия скалы, где покоился затонувший корабль. Пунктир намечал контуры самого корабля. Местами он прерывался: значит, в этом месте мы еще не копались.
— Судя по всему, корабль ударился о риф правым бортом и очень быстро пошел ко дну, — пояснял Василий Павлович, водя тупым концом карандаша по карте. — Лег он на дно так, что его нос оказался чуть приподнятым, а правый борт наклоненным. — Как я это узнал? — профессор хитро прищурился и окинул взглядом наши лица. — Методом почтенного Шерлока Холмса, которым вы все, наверное, еще недавно увлекались, сиречь путем логических рассуждении. И, конечно, наблюдений за местом раскопок с помощью телевизора. Ну-ка, проверим вашу наблюдательность и сообразительность. Прежде всего, кто мне скажет, куда повернут носом затонувший корабль: к скале или в противоположную сторону от нее?
— К скале, — торопливо ответил Миша Аристов.
— Правильно, но почему ты так решил?
— Не мог же он удариться о скалу кормой.
Кратов засмеялся.
— Довод действительно весьма резонный. Конечно, корабль плыл не кормой вперед, а носом. Но я пришел к тому же выводу несколько иным путем. Вспомните, где Светлана нашла статуэтку?
— Почти у самого подножия скалы, — сказала Светлана.
— А что это означает? Статуэтку, конечно, везли не в трюме. Она украшала каюту кого-то из моряков, вероятно, самого капитана. А в те времена, как и поныне, для жилых помещений отводилось самое неудобное место — на баке, где больше всего качает. Кормовую же часть занимали трюмы для грузов. Мы действительно находим амфоры не там, где обнаружена статуэтка, не у самой скалы, а в некотором отдалении от нее. Так?
— Так! — хором ответили мы.
— Теперь разберем второй вопрос. Откуда мне известно, что судно ударилось о скалу именно правым бортом и получило большую пробоину? Ну, кто скажет?
Мы все переглядывались, словно ожидая друг от друга подсказки, и молчали. В самом деле: как это узнаешь? Ведь бортов не сохранилось, попробуй теперь переделить, в каком из них зияла пробоина?
— Задумались, шерлоки холмсы? — насмешливо сказал Кратов. — А все потому, что больше работаете руками, чем головой. Для археолога же и то и другое одинаково важно. Вы обратили внимание, как расположены амфоры на дне? Здесь они почему-то лежат в полном беспорядке; А вот в этом месте вы их находили целыми гнездами, словно аккуратненько уложенными в штабели. Почему так? Рядами амфоры были уложены в трюме корабля, и часть их так и осталась там лежать после крушения. А другая часть груза вывалилась через разбитый борт а рассыпалась по дну в беспорядке, И именно справа от судна, раз оно лежит носом к скале. Значит, поврежден правый борт.
Нам все стало ясно, и доводы Василия Павловича казались совершенно неопровержимыми. Как только мы сами не додумались до этого?
— Теперь нам предстоит продвинуть раскопки вот сюда, чтобы уточнить контуры судна, — продолжал Кратов, показывая на те места схемы, где пунктир обрывался и начинались «белые пятна». — Но в этом году мы, вероятно, не успеем все закончить. Только после полного завершения раскопок, уважаемый Трофим Данилович, мы, может быть, сумеем, наконец, ответить на вопрос, интересующий нас всех, — как же были устроены суда у древних греков?
— Как, Василий Павлович, неужели мы не закончим работу в этом году? — огорчилась Светлана. — Мы вам будем доставать по сто амфор в день!
— Вот этого-то я как раз и боюсь, — покачал головой профессор. — Опасаюсь вашей прыти. Она ни к чему хорошему при раскопках не приводит. Поймите же, что не амфоры нужны. Их много в музеях, а вот судна ни одного. КОГДА мы выберем все амфоры, тогда только и начнется, в сущности, настоящая работа. Придется применять какие-нибудь машины, что ли, и просеять весь песок на месте крушения. Только так, по крупицам, и добывается в археологии истина. И конечно, в этом году мы все проделать не успеем. Уже сентябрь, скоро вода станет холодной…
— По последнему прогнозу, — вмешался капитан, — в ближайшие дни следует ожидать хорошего шторма. А тогда придется бежать отсюда. Если прижмет наш «Алмаз» к банке Магдалины, то как бы нам не повторить последний путь вашего древнего корабля — на дно морское. Море-то ведь осталось таким же, не постарело за две тысячи лет.
— Вот видите, — засуетился Кратов, свертывая свою схему. — Значит, для работы остались буквально считанные дни. Не будем же их растранжиривать на всякие происшествия!
Он все-таки чудак немножко, наш старик. Как будто мы нарочно ищем приключений или сами вызываем «всякие происшествия»! Море есть море. Когда ныряешь, не знаешь, какие сюрпризы поджидают в его глубинах.
Отдохнув, мы на следующий день взялись за работу с большим азартом и подняли на поверхность двадцать шесть амфор!
Выкапывая их из песка, я мечтал уже о других, более интересных находках. Меня все время тянуло порыться в том месте, где Светлана нашла чудесную статуэтку. Видимо, там были каюты команды или капитана. Может быть, в песке у подножия скалы скрыты какие-нибудь сокровища?
Перед очередным погружением я отозвал Михаила в сторону и сказал:
— Помнишь наш уговор? Теперь моя очередь поискать что-нибудь интересное, пока ты за меня будешь раскапывать амфоры.
— Справедливо, синьор, — согласился он. — Но мы же с тобой работаем в разных нарах. Поменяйся со Светланой, тогда я смогу выполнить свое обещание.
Осуществление своего плана я решил отложить до другого дня. Но, проснувшись утром, сразу понял, что ничего из моего замысла не выйдет: койка раскачивалась; по полу каюты, как живые, ползали чьи-то ботинки; переборки скрипели; на полочке дребезжал графин. Начинался шторм, а это значит — конец нашей работе.
Я вышел на палубу. Она качалась и ускользала из-под ног. На крыле мостика стоял капитан в плаще, придерживая обеими руками фуражку.
— Три балла! — весело крикнул он мне, — И ветерок крепчает!
Нашел чему радоваться. Конечно, старик ни за что не разрешит дам сегодня опускаться. Инструкция «не рекомендует» погружения даже при волнении в два балла. А почему? Ведь на дне сейчас спокойно, как всегда. Волнение затихает уже в нескольких метрах от поверхности моря.
В десять часов мы собрались на совещание в кают-компании. Кратов был мрачен и сразу предоставил слово капитану.
— Мнe жаль вас огорчать, Василий Павлович, — сказал тот, — но, судя по всему, придется уходить. Ветер крепчает, и к ночи достигнет баллов шести. На таком грунте мы не устоим и на двух якорях. Придется дальнейшие поиски отложить.
Кратов поднял голову, тяжело вздохнул и пожал плечами.
— Ну что же, — сказал он медленно, — с морем, конечно, не поспоришь. Только как мы сможем в следующий раз найти это место?
— Об этом вы не беспокойтесь, запеленгуем наше положение, и в будущем году вы точно придете сюда.
Кратов помялся, а потом со смущенной улыбкой добавил:
— Если бы можно… было как-нибудь… прикрыть место раскопок… На суше мы всегда так непременно делаем. А то размоет все штормом, — и выжидательно посмотрел на капитана.
— Это на дне-то? — капитан громко рассмеялся. — Простите, профессор, но вы плохо знаете море. Поверьте мне: там, где лежит затопленное судно, сейчас- полный штиль. Если уж ваши амфоры за двадцать веков не разбило вдребезги, то наверняка ничего с ними не случится еще за год.
— Вы правы, — смутился Василий Павлович, Но по выражению лица Кратова было видно, что слова капитана его, все-таки не успокоили. Он боялся потерять так счастливо найденный корабль.
Заметил это и капитан и, подумав, предложил:
