крякают, да такие рожи потом строят, — у гостей невольно родились вопросы — зачем тогда пить и почему так часто? Отвечать пришлось Владимиру Евсеевичу. А потому, сказал главный инженер, что делаем мы это по надобности, а не от великого желания, вот утвердилось за нами, что пьем без просыпа, мы и возгордились — какой другой народ так может? Да никакой.
— А ты серьезно думаешь, что еврей поможет? — спросил дружок истопника.
— Не знаю. Резона, конечно, нет, но я у него двух молодых заметил. Может, он на мне их дрессировать будет.
— Тогда тебе повезло. Вот у меня ученик был. Никудышный. Так я, чтоб марку не терять, почитай, сам все за него и делал.
Вспомнив ученика, истопник насупился.
— Жениться собрался, — совсем невпопад вдруг сообщил он.
Похоже, что эта новость была новостью и для его друга.
— На ком? — вытаращился тот.
— Ты не знаешь.
— Вот уж воистину перегрелся.
— Женюсь, — гнул свое истопник, — увезу в деревню, у меня дом под Владимиром, корову хлопотно держать, заведем коз. Я узнавал, самые удоистые голландские. Сыр катать могу. Парничок спроворю. А чего здесь-то чужие ж… мылить да дерьмо за ними собирать. Поехали, Евсей, у тебя руки приделаны как надо и голову ещё не всю пропил. Организуем коммуну.
— Ну все, — злорадно ухватился друг, обиженный, что его не зовут, — опять в коммунисты записывайся, а вместо денег за трудодни — палочки в тетрадку.
— А тебя никто не зовет. Я Евсею предлагаю. Ты все хозяйство спустишь, — врезал правду-матку истопник.
— Нахлебником не пойду. Вот компенсацию вырву, тогда подумаю. Ты адресок оставь.
Друг истопника встревожился не на шутку. В самом деле уедет, куда ещё париться пойдешь, где пустят? И обидно стало, что дружок все втайне продумал, а ему ни гугу.
— Пожгут вас соседи. А то наших не знаешь — сам в грязи живу и никому кругом в князи выбраться не дам.
— Найдем чем защититься. Тут на прошлой неделе гулял один залетный. Денег не хватило, он мне «люгер» продал, — сообщил, понизив голос, истопник.
— Ты это брось. Мы ничего не слышали, ты — не говорил, — сурово сказал Евсей. Дружок же, наоборот, оживился:
— Покажь, а? Покажь…
— А чего на него смотреть. Железка, — понял, что сморозил, истопник. — Это я пошутил.
Но дружок твердо знал — не пошутил. И двойная зависть глубоко засела в его душе. И никаким паром её оттуда уже вытащить было нельзя.
Глава 16
У дверей квартиры Соломона Погера стоял другой человек. На Евсее от прежнего бомжа были только ботинки. Огромные. Сорок пятый, растоптанный. Других у истопника не нашлось. Зато ему дали ещё приличный пиджак взамен лоснящейся фуфайки, а рубашку и брюки постирал там же в бане.
Двери открыл секретарь адвоката, и ничто при виде незнакомца не насторожило его. В глубине комнаты маячил стажер. Сам Соломон оказался на кухне. Его страстью было готовить всяческие вкусные штучки. Специализация — салаты.
— Вам назначено? — спросил секретарь.
— Мы говорили с хозяином, — не утруждая секретаря деталями, раз тот не узнал Евсея, отделался посетитель.
Его усадили в кресло, и секретарь вышел. Стажер осторожно разглядывал гостя поверх энциклопедии стрелкового оружия. Ничего особенного. Одет опрятно, выбрит. Правда, ботинки… Но это личное дело гостя. Стажер попробовал составить психологический портрет пришедшего, как советовал ему Соломон. Всегда тренируй глаз и ум, постарайся определить не денежную наличность и материальные возможности клиента, это придет потом, а кто перед тобой, способен ли утаить многое или будет сразу выворачивать карманы.
Лет шестьдесят. Может быть, моряк. Лицо обветрено, но хорошо выбрито. Пахнет хорошим парфюмом, ногти подстрижены и чисты, но на руках ссадины. Возможно, трудится на садовом участке или строит собственную дачку. Холост — одна стрелка не совсем правильно заглажена, но женщина безусловно есть — на пиджаке в районе лацкана небольшая аккуратная штопка.
До Холмса стажеру было далеко.
В дверях появился адвокат. Он вопросительно уставился на посетителя. Руки адвоката по инерции комкали кокетливый передник с оборками.
— Чем могу служить? Вы по рекомендации? — опросил он.
— Собственно, вы сами разрешили мне прийти Три дня назад.
— Не припоминаю, простите…
— И даже дали мне сто рублей.
Адвокат задумался. Потом лицо его озарилось догадкой и недоумением одновременно.
— Это что, маскарад был?
— Вовсе нет. Одежду я одолжил на время.
— Так-с… — Адвокат потер руки. Ситуация откровенно забавляла. Теперь отлично вспомнил дурно пахнущего бомжа, который перехватил его почти на лестничной площадке, когда провожал секретаря на прогулку с таксой.
— Я искренне рад за вас, но не ожидал такой метаморфозы. Оказывается, сто рублей все ещё деньги. Нет, каков? Каков? Вы просто молодец. Люблю иметь дело с молодцами. Что бы об этом сказали великие? — обратился адвокат к стажеру.
— «Не следует страшиться ни бедности, ни болезней, ни вообще того, что бывает не от порочности и не зависит от самого человека». Аристотель.
Соломон Погер остался доволен. Из молодого человека выйдет толк.
Адвокат обращался к своим подопечным в искреннем восхищении.
— Ну-с, молодой человек, составили психологический портрет? — спросил он стажера, и тот спрятал глаза. — Понимаю, понимаю. Теперь очень трудно определить, кто есть кто. Будьте добры, сделайте нам кофейку…
Секретарь пошел на кухню.
— Что ж, рассказывайте.
Соломон кивнул стажеру на диктофон. Тот включил.
— Звать меня Владимир Евсеевич Тимохин, но это я узнал всего несколько лет назад…
И Евсей рассказал им все. О том, как у него двенадцать лет назад обнаружили рак, о том, что за год до этого ушел от прежней жены и взял моложе, о мытарствах по клиникам, о том, как не пустили домой ни к новой, ни к старой жене, как потерял память. Рассказал и даже объяснил принцип своего нового «грохота», которым так восторгались американцы. Рассказ длился полтора часа, и никто ни разу не перебил его. Менялись лишь кассеты.
За время рассказа Соломон несколько раз вставал и подходил к полкам с книгами, снимал то одну, то другую и делал закладки цветными бумажными полосками.
Наконец Евсей закончил. Его слегка подташнивало от выпитого кофе и духоты, но бомж стеснялся попросить открыть окно или хотя бы форточку.
— Так-с… Кодекс законов о браке, семье и опеке. Официальный текст на первое июля 1950 года. Первый брак заключен до этого срока? Так, действовал вплоть до… Когда оформлен второй брак?
Евсей напряг память и вспомнил.