Минут через двадцать из-за поворота ущелья в самом деле показался человек. Он направлялся к нам.
— Зариф, — коротко сказал Азиз. Теперь уже и я рассмотрел, что это один из наших рабочих, молодой весельчак Зариф. Какую весть он несет?
— Саида, йа устаз! — поздоровался, подойдя, Зариф. — Саида, Азиз!
Мне не терпелось узнать о новостях, но сразу задавать вопросы было бы невежливо. Сначала надо поговорить о погоде, о том, как прошла поездка, предложить гостю воды.
— Беда! — сокрушенно сказал он. — Вот записка.
Я торопливо развернул протянутый им лоскуток бумаги:
Опять помеха! И прямо как у Горбунова: «Кажинный раз на эфтом месте!..»
И угораздило же проклятую змею укусить именно Толика! Хорошенькое начало для его первой экспедиции! А мы теперь на время лишаемся опытного радиометриста.
До базы было сравнительно недалеко, километров двадцать. Верблюды шли хорошо, торопились домой.
Вот и наши палатки, приютившиеся под обрывом скалы.
Павлик был очень смущен и обескуражен, сразу начал оправдываться:
— Я всех предупреждал и проверял, как вы велели, Алексей Николаевич. Но эти проклятущие кобры снова забрались в палатку, сразу две, и опять ночью…
— Как себя чувствуют Петров и Хасан?
— Вроде ничего… Но я вчера с перепугу сообщил об этом деле по радио в Асуан, и сегодня утром, когда мы вышли на связь, оттуда сообщили, что высылают к нам самолет. Я не просил, честное слово.
— Ничего, не помешает. Пусть заберут их в больницу. Но где он сядет?
— А мы сразу, как узнали о вылете, подыскали тут неподалеку площадочку. Ровная и просторная, вполне сядет. Я туда послал двух ребят дежурить, все равно ведь работы на сегодня сорваны.
Мы прошли с ним в палатку, где лежали укушенные. Возле них хлопотала Зиночка в белом халате. Хасан выглядел уже вполне здоровым и встретил меня веселой улыбкой. А Толя Петров попытался привстать а тут же бессильно уронил голову на подушку.
— Лежи, лежи, — остановила его Зина. — Сейчас самолет за вами придет.
— Как же все-таки вас угораздило сразу двоих попасться? — досадливо спросил я.
— Вы же сами говорили, змея есть змея, — . поспешно ответил за пострадавших Павлик. — Видно, тут место такое… змеиное. Надо перебазироваться.
Тут мы услышали далекий рокот мотора и поспешили встречать самолет. Это был двухмоторный «бичкрафт». Сделав несколько кругов над горами, он пошел на посадку. Значит, выбранная площадка устроила пилота.
Когда мы подошли к самолету, летчик уже, стоя на крыле, натягивал на мотор брезентовый чехол.
А в тени крыла, поджидая нас, нетерпеливо расхаживал Али Сабир.
— Не утерпел, сам прилетел, — сказал геолог, крепко пожимая мне руку. — Захотелось самому полазить по этим горам. А как ваши люди?
— Один, кажется, поправляется, второго придется отправить в больницу.
— Ах, мискин,[11] — поцокал сочувственно языком Сабир. — Ладно, летчик отдохнет немного, выпьет чаю и отвезет его. Ах, шайтан этот ганеш, ай шайтан! Но сразу два, а?
Геолог сокрушенно покачал головой и вдруг сказал:
— Да, познакомьтесь, это мой помощник. Будет мне помогать немного.
Только тут я заметил, что в тени под фюзеляжем самолета сидит еще один человек — худенький, молодой, в потертом и замасленном комбинезоне. Он не подошел к нам, а только издали, не вставая, слегка поклонился.
— Ну, а успехи как? — спросил нетерпеливо Сабир.
Пока мы шли к лагерю, я коротко рассказал ему о своих приключениях.
— Да, йесхатак! — вдруг вскрикнул геолог, останавливаясь и хлопая себя по лбу. — Едва не забыл, вам просили передать вот это…
Он покопался в своей потрепанной полевой сумке и протянул мне помятый телеграфный бланк.
Значит, все-таки получилось! Электронная машина помогла установить, что и «Горестное речение» и верхняя часть текста под солнечным диском на плите, которую мы нашли весной, принадлежат тому же, кто оставил надпись и в фальшивой гробнице пирамиды, — Хирену!
Значит, моя гипотеза подтвердилась: «Горестное речение» в самом деле принадлежит Хирену. Он восхвалял в нем восстание, призывал народ к борьбе. Как сразу вырастает его фигура, какой становится интересной и значительной, и отрывочные сведения, которыми мы располагали до сих пор о том смутном времени, вдруг проясняются и предстают в новом свете. Теперь дело за нами: искать, искать, искать!..
Радость была велика, но все-таки мое приключение, видно, давало себя знать. Я почувствовал такую слабость, что ушел поскорее в палатку и прилег у Павлика на койке. И незаметно задремал; а когда проснулся, наступил уже вечер, посреди лагеря горели три фонаря, поставленные прямо на землю по краям брезентового «круглого стола», и оттуда доносились спорящие голоса.
Самолет, оказывается, давно улетел, а я даже не слышал. Толю Петрова увезли в больницу, но Хасан отказался лететь и теперь с аппетитом уплетал пахучую тамийю из бобов в чесночном соусе.
Сабир сидел у другого фонаря немного в сторонке и, напевая себе под нос что-то задумчиво- заунывное, осматривал и проверял радиометр. Помощника почему-то не было рядом с ним. Он весь вечер вертелся среди рабочих, о чем-то болтал с ними и ни разу не подошел к геологу.
Уже перед отбоем я видел, как этот помощник приставал с какими-то разговорами к повару, и слышал, как Ханусси ему резко ответил:
— Инта малаак?![12]
После ужина мы немного посовещались и, по совету Сабира, решили утром продвинуться дальше по горным долинам, насколько пройдут машины. Павлик, оказывается, уже совершил в том направлении разведочный поход и даже приметил подходящее место для будущего лагеря.
Место было удачным — довольно высокий горный хребет часть дня прикрывал его своей тенью. Но добраться нам до него не удалось — дорогу машинам преградили нагроможденные повсюду громадные глыбы. Пришлось остановиться километрах в полутора от облюбованного Павликом места.
Меня это даже больше устраивало. Я непременно хотел побывать на том месте, где потерял сознание. А оно, по моим предположениям, находилось как раз по ту сторону этого высокого хребта, и отсюда, где мы остановились, добраться до него было ближе.
На следующее утро, подождав, пока все разойдутся по намеченным маршрутам, мы с проводником и геологом на двух верблюдах отправились к месту моих злоключений.
Азиз повел нас не слишком охотно, но Сабир сердито прикрикнул на него, и бедуин смирился, Конечно, он лукавил и отлично запомнил злополучное место, — мы быстро его нашли.
Я сразу узнал и это узкое ущелье и крутой склон горы — как это я мог тут вскарабкаться? Теперь взбираться по нему оказалось очень трудно. Мы обливались потом, но ползли, цепляясь за скалы.
— Есть! — вскрикнул Сабир, прижимая крепче к голове наушники. Он долго лазил по скалам, выслушивал гору, словно доктор больного, и так увлекся, что один раз чуть не сорвался. К счастью, проводник вовремя успел подхватить его.
