И это полностью совпадало с точкой зрения Рябова.
13
Самое трудное в жизни Улыбин делал улыбаясь, как и подобало человеку, носившему такую недвусмысленную фамилию.
Когда весело забарабанили в калитку, Рябов не сомневался, что приехал Улыбин.
Они были сверстниками. Еще в годы, когда играли вдвоем, у них сложились странные отношения: неприязнь, замешанная на жизненной необходимости общения.
Алексей Улыбин пришел в команду позже Рябова. Долго сидел у него за спиной в запасе, вырываясь в основной состав только в случае болезни или травмы Рябова. Алексея считали способным нападающим, звезда которого могла разгореться в полную силу, если бы ранняя звезда Рябова не подавляла свет.
Рябов первым ушел на тренерскую работу и, выполняя обязанности играющего тренера, стал прямым начальником самолюбивого Алексея Улыбина.
Так и повелось… Рябов двигался по жизни как бы на шаг впереди Улыбина, и, что бы тот ни придумывал, обойти Рябова не удавалось. Одно время даже вдвоем возглавляли сборную. Правда, и тут Рябов был старшим тренером, а Улыбин – вторым. И можно бы работать, не мешай чувство постоянной ущемленности Улыбина…
Открыв калитку, Рябов внимательно осмотрел улыбающегося во весь рот Алексея.
«Совсем не к месту веселость, – подумал Рябов. – Человек поглупее меня легко понять может, что это его беде радуются…»
Но сдержался и только тихо сказал:
– Проходи. Хозяйки дома нет, так что на стол сами накрывать будем.
– А я сыт. По горло всем сыт, – многозначительно заметил Улыбин, осматривая участок.– Правду говорят, что Рябов стал великосветским помещиком. Только борзых собак не хватает.
– Их сейчас не на дворах держат, а в некоторых учреждениях, – вяло огрызнулся Рябов.
– Скажешь тоже. Это у тебя от чувства кризиса…– смеясь бросил Улыбин, проходя к крыльцу.
– У каждого человека свое понятие кризиса. Было время, считал катастрофически дурным днем, когда получал сразу четыре выписанных толстых журнала, а не имел времени на прочтение и одного.
– Все философствуете, Рябов! – наигранно всплеснул руками Улыбин.
– Называй как знаешь! Тем более что философия – обыкновенное человеческое чувство, наряженное во фрак. А ты на чем приехал? – вдруг спросил Рябов, поднимаясь на крыльцо.
– На своей телеге…
– Красный «Москвичонок»?
– Помните еще, Рябов?
– Не поменял еще, Улыбин?
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись никчемности своих вопросов.
– Загонять машину во двор будешь?
– По-моему, я поставил так, что никому мешать в переулке не должна. Если только автобус не начнет разворачиваться.
– Как знаешь…
Пока Рябов накрывал на стол, доставал из старого буфета пузатую бутылку молдавского коньяка, несколько раз ловил на себе изучающие взгляды Улыбина.
«Как нравится людям, когда другим плохо. Наверно, патологически интересно наблюдать, как в агонии, даже если и не в прямом смысле, извивается человек. Алексею это просто приятно, или к тому же и поучительно: смотришь – самому придется оказаться в таком же положении».
– Ты на стол особенно не налегай, – Улыбин покачал головой.– Я к тебе совсем ненадолго – по дороге к теще на дачу. А теща у меня хотя и древняя, но злющая, будто молодая.
– Сиди сколько хочешь. У меня время есть. Глядишь, скоро его и совсем невпроворот будет.
Улыбин сделал вид, что не понял рябовского намека, Рябов разлил.
– Мне-то полегче насчет жидкости, – проворчал Улыбин, останавливая щедрый жест Рябова, налившего стограммовую рюмку.– После такой и пешком от тебя не выберешься.
– Видали мы таких ходоков! – Рябов хмыкнул.– Бывало, гражданин Улыбин полтора килограмма выкушивали, а утром на тренировку выходили – комар носа не подточит.
– Бывало! – самодовольно согласился Улыбин. – Комар-то действительно не подтачивал, а вот тренер был зануда, так он за версту мог определить, кто и когда спиртное не то что пил, а даже нюхал.
– И такое бывало, – смиренно согласился Рябов. – А что это, Алексей, мы вдруг с тобой комплиментами, как институточки, обмениваться начали? Ведь не к добру. Непривычно как-то…
– Разве это комплименты? – удивился Улыбин столь искренне, что заставил Рябова смутиться.– Они вот где у меня, эти псевдодостоинства сидят, – зло продолжал Улыбин и громко шлепнул ладонью по загорелой, после южного отпуска, шее.
– Ну, будем! – Рябов поднял рюмку и, чуть пригубив, поставил на место.
– Никак тоже за рулем? – съязвил Улыбин.
