скандал. Формально тополь стоял на рябовском участке и служил столбом между звеньями забора, после того как настоящий столб сгнил и рухнул. Каждое лето тополь сыпал обильным пухом, но летние ветра дули большей частью со стороны соседа, и потому тополиный пух будто снегом укутывал рябовский участок и набивался во все щели.
Зима пришла среди зноя! Пух не мешал вести огородные дела, поскольку у Рябовых их никто не вел. Высаживали лишь цветы по настоянию Галины да еще две-три грядки зелени, которые Рябов разбивал ранней весной лично, чтоб приправлять свежей травкой очередной кулинарный опус.
Когда же наступала осень, листья усыпали оба участка толстым бледно-желтым ковром, скрывавшим траву. Сосед, чертыхаясь, уже в который раз грозя спилить тополь, сгребал листья к забору, пересыпал землей и щедро поливал водой: заготовлял компост. Терпкий запах перегноя стлался окрест подобно дыму, раздражая Рябова. Но он терпел. Зато весной, когда у соседа с его многочисленными огородными заботами и так не хватало времени, ветры, дувшие теперь чаще с рябовского участка, сносили к соседу всю прошлогоднюю листву. Передув длился неделями, и накаленный добела сосед скреб и скреб грядки, пытаясь очистить их от тополиных листьев. Рябов считал, что распоряжается природа справедливо – кому пух, кому листья! Но сосед рассуждал иначе.
Во время препирательств выяснилось, что сосед совершенно равнодушен к хоккею – этим немало удивил Рябова, – и не представляет себе, чем занимается новый владелец. Может, поэтому Рябов не сделал ни шага в сторону установления более близкого знакомства.
В тот весенний вечер, когда Рябов между двумя матчами совершенно случайно оказался на даче, толком не зная, зачем сюда приехал, сосед закричал из-за забора:
– Почему вы, черт возьми, не убираете листья?
Рябов настолько растерялся, что не успел ничего ответить, как тот, яростно хлопнув дверью, ушел в дом. Который год повторяется эта история, и Рябов, подобно азартному игроку, уже ждет, что принесет новая весна в тополиной проблеме.
До большого листопада еще не дошло, но вид с каждым днем все более устававшего от листвы тополя вызывал у Рябова на этот раз острое ощущение чего-то безвозвратно уходящего. И он подумал, то ли имея в виду весеннюю перепалку, то ли завтрашнее заседание: «И впрямь, ничто так не способствует сохранению душевного спокойствия, как полное отсутствие собственного мнения».
4
Чувство вины не покидало его весь второй период. Даже не чувство вины, а скорее, ощущение сопричастности тому, что должно вот-вот произойти.
Игра сложилась пугающе благополучно. Рябов не верил в такие начала. Уже года четыре они не заканчивали первый период с профсоюзным клубом, имея гандикап в четыре сухие шайбы. Но драматизм борьбы выражался не в счете. Он возникал из обилия затяжных дуэлей, становившихся все острее.
Особенно напряженно следил Рябов за защитником Алексеем Улыбиным, которому поручил опекать центр, обладавший кинжальным проходом на «пятак». Алексей справлялся, хотя и дорогой ценой. Дважды Улыбина с ходу сносил соперник, имея значительное преимущество в весе. Но Алексей держался, хотя Рябову показалось, что после второго столкновения он как бы осел. В пересменок подошел к скамье и спросил:
– Как себя чувствуешь?
– Нормально, – ответил Улыбин, пытаясь сдержать одышку.
Рябов не поверил. В позе уставшего Улыбина чувствовалось, что ему изрядно перепало. Но старший тренер хорошо знал Алексея: тот не пожалуется, даже если невмоготу. Когда не сможет играть – и то не признается. Уж сколько раз Рябов снимал его почти в состоянии гроги. Единственная уступка, которую делал себе Улыбин в таких случаях, – не спорил с тренером. Молча отлеживался на скамье или уходил в раздевалку. Рябов понимал, что Алексей на провокацию подопечного не поддастся, но при случае ответит на полную, как любил выражаться, катушку.
И он поддразнил Улыбина, не придав особого значения своим словам:
– А ты не поддавайся! Чего слюни распускаешь? Улыбин вспыхнул, но в присутствии ребят сдержался. В первой десятиминутке третьего периода Алексей дважды приложил опекаемого, но последнее столкновение вышло скорее обоюдоострым. Затем Брагин перепустил Улыбина через бедро, и тот, не успев сгруппироваться в воздухе, гулко рухнул на лед и пошел спиной в задний борт. От звука второго удара, казалось, содрогнулся стадион в едином вскрике «ух!». Рябов решил, что дуэль зашла слишком далеко. И хотя по раскладу не следовало тасовать притершиеся пары защитников, он их сломал, поставив вместо Улыбина парня работящего, одинаково охотно бегущего как под горку – в сторону чужих ворот, так и в горку – к своим, когда стремительная контратака накатывается, не дав перевести дух после потери шайбы.
Тренер соперников несколько раз взглянул в его сторону, будто не веря замене. Еще более усомнился в ее разумности после того, как рябовская команда «запустила» шайбу, поймавшись на простой контратаке того же Брагина, против которого, увы, не было Улыбина.
Рябов на мгновение тоже пожалел о замене, но игра была сделана – оставалась минута, и две шайбы соперники отыграть уже не могли. Он крикнул:
– Назад! Назад возвращайтесь! Не проваливаться!
Улыбин и не посмотрел в его сторону. Шайбу вбросили в зоне соперников. Их молодой, азартный краек, подхватив шайбу на большом ходу, пошел вдоль правого борта. Дрогнув на какую-то долю секунды, Улыбин не успел сработать палкой и пошел на игру корпусом, не собравшись.
Остальное не успел заметить даже опытный глаз тренера Рябова, привыкший и не к таким молниеносным пассажам.
Когда игроки раскатились на виражах, на льду лежал скорчившийся Улыбин. Судья, потеряв контроль над полем, не сразу заметил лежащего, и еще какое-то время за шайбу боролись в углу, пока не прижали к борту.
Рябов крикнул:
– Улыбин! Алеша!
Тот не поднял головы. Врач, перемахнув через бортик, скользящим шагом засеменил к Улыбину. Рябов вздрогнул, увидев густое красное пятно, расплывавшееся под ухом лежащего. С трудом перебросил через
