В любимом стихотворении Уильяма Джиарда Левитта были такие строки:
'И если ты способен все, что стало
Тебе привычным, выложить на стол,
Все проиграть и все начать сначала,
Не пожалев того, что приобрел…
И если будешь мерить расстоянье
Секундами, пускаясь в дальний бег,
Земля - твое, мой мальчик, достоянье.
И более того, ты - человек!'
Редьярд Киплинг. 'Если' (перевод С. Маршака)
Уильям Левитт не проходил мимо ни одного казино, обязательно делал ставку и практически всегда выигрывал. Свою жизнь он разыграл так же блестяще, как и партию в любимый крэпс. Ральф Делла Ратта, 75-летний агент по недвижимости и его близкий друг, сказал: 'Какая разница, помрешь ты со 100 миллионами долларов на банковском счету или дыркой от бублика, если до этого ты прожил жизнь Билла Левитта? У него было гигантское состояние, огромная яхта, три умопомрачительных жены, и вдобавок ко всему он был щедрым человеком. Какого черта еще нужно? Вот это и есть - Американская мечта'.
Запах несвежего чизбургера
Сергей Голубицкий, опубликовано в журнале 'Бизнес-журнал' №19 от 28 Сентября 2004 года.
http://offline.business-magazine.ru/2004/55/112943/
'Шведов не люблю, немцев не люблю, американцев не люблю и японцев
не люблю. Я узбеков люблю! Они на морозе хорошо заводятся…'
В последнем романе Пелевина есть строка: 'Времена, когда с русским человеком можно было расплатиться запахом несвежего чизбургера, прошли'. Впрочем, тем же запахом американцы расплатились в свое время с Daewoo Group.
Пару лет назад в Южной Корее, стране, находящейся на несоизмеримо более высоком, чем современная Россия, уровне экономического развития, разыгралось грандиозное по масштабам представление: целенаправленный развал одного из трех крупнейших национальных конгломератов - Daewoo Group - с последующей скупкой американским автогигантом General Motors (GM) наиболее конкурентоспособного его звена - Daewoo Motor. Скупкой аккурат за тот самый запах несвежего чизбургера. Полагаю, детективный сюжет этой истории станет для читателя не только увлекательным чтением, но и назидательным уроком, предостерегающим от излишнего оптимизма и доверчивости.
Ключ к пониманию корейского экономического чуда кроется в смешном (для русского уха) слове 'чаебол'. Чаебол - уникальное политико-экономическое образование, отдаленно напоминающее финансово- промышленные структуры российских олигархов. Казалось бы, общие черты налицо: 'доверенный' частный предприниматель получает от государства практически безвозмездно производственные мощности, ему предоставляются дешевые кредиты и создаются всевозможные налоговые льготы. Трудись - не хочу! Однако на этом внешнем уровне всякая аналогия и заканчивается. Пока Россия с высоко поднятыми бровями производила калькуляцию ежегодно вывозимых из страны миллиардов долларов и умилялась покупкам 'нашими' людьми английских футбольных клубов, корейские чаеболы открывали в Европе новые автомобильные заводы, в Америке - фабрики по сборке телевизоров, в Азии и на Ближнем Востоке - строили железнодорожные туннели и мосты. Усилиями чаеболов Корея тридцать лет кряду демонстрировала самый высокий в мире уровень роста национального продукта на душу населения (!), в то время как Россия констатировала физическое вымирание населения (свыше миллиона человек в год). Как видите, сравнивать тут нечего.
Корейские чаеболы с первого дня своего существования были ориентированы на завоевание мирового рынка, на экспорт продукции и международную конкуренцию в самых высокотехнологичных отраслях промышленности. Однако при всей своей ориентации 'вовне', чаеболы оставались глубоко национальными образованиями - в этом их главное своеобразие и уникальность.
Один мой американский приятель, Тони, проработавший несколько лет в Южной Корее, очень любил рассказывать историю, которая, похоже, потрясла его даже больше собакоедства. Как-то раз на центральной улице Сеула китайский предприниматель открыл ресторан. Уже на следующий день к нему заглянула группа доброжелательных товарищей, которая - нет-нет, что вы! - не подвергла китайца рэкету, а сделала предложение, от которого нельзя было отказаться: выкупила ресторан за двойную цену. На вопрос 'почему', последовал прямой ответ: 'Мы очень любим наших китайских братьев, но на центральной улице Сеула могут быть только корейские рестораны'.
До недавнего времени (точнее - до 1997 года) в Южной Корее существовала четко выраженная государственная протекционистская политика: на внутренний рынок не допускались ни иностранные предприниматели, ни иностранные банкиры. Все свои кредиты чаеболы получали в корейских финансовых учреждениях, которые, как правило, принадлежали государству. Подобный изоляционизм никоим образом не является наследием военно-политической диктатуры (как принято считать на Западе), а отражает своеобразие национального менталитета. Не случайно даже сегодня, семь лет спустя после экономической диверсии 1997 года, распахнувшей ворота страны для транснациональных корпораций, в Южной Корее, втором (после Японии) крупнейшем в Азии рынке сбыта автомобилей, доля продаж некорейских машин составляет чуть больше одного процента!
В равной мере величайшим заблуждением будет считать, что в основе политики протекционизма, характерной для эпохи чаеболов, лежат какие-то националистические или шовинистические чувства. Ни в коем случае! Национальный протекционизм основан на удивительно тонком понимании различий между традиционными принципами устроения корейского общества и так называемыми 'общечеловеческими' ценностями, которые на поверку оказываются ценностями исключительно иудейской и западно-христианской цивилизаций. Судите сами.
Корейские чаеболы представляют собой единство трех начал: частного капитала, национальных банков и государственных структур, которые эти банки контролируют. В подавляющем большинстве случаев чаеболы учреждались одним человеком, который впоследствии привлекал к управлению компанией членов
