придумал Охлопков. Ошибка. Уж не говоря о японском театре 'Кабуки', где ханамити является обязательной составной частью представления, не вспоминая М. Рейнгардта, который впервые в Европе использовал ханамити. В 1927 году в Театре им. МОСПС режиссер Е. Любимов-Ланской вынес ряд ответственнейших сцен в 'Мятеже' Д. Фурманова на эту же самую ханамити, без которой невозможно представить себе творчество Николая Павловича Охлопкова. Белые маски на лицах персонажей, обреченных на смерть, поразившие ленинградцев в 'Карьере Артура Уи' (польский режиссер Аскель), впервые появились в 20-х годах (какими же богатыми на сценические находки были 20-е годы!), сперва в романе Ильи Эренбурга 'Хулио Хуренито' и оттуда перешли в спектакль
Мейерхольда 'Трест Д.Е'.
Удивительно, насколько похожи друг на друга некоторые спектакли: театральные костюмы висят на сцене, и актеры на глазах не очень ошеломленной публики переодеваются; один актер играет несколько ролей, перевоплощаясь в разных персонажей опять же на зрителях; рапид - замедленная съемка - в сценах драки и любви. Многие театры захватила волна 'расщепления образа' на его составные части. Но если в спектакле в Театре на Таганке несколько актеров в роли Маяковского воплощают разные стороны творчества поэта, разные черты его личности ('Послушайте!'), то 'Василий Теркин' в Театре им. Моссовета, где образ бедного Василия был решен в несметном количестве себе подобных, - уже перебор.
Не верю молодым режиссерам, начинающим свою деятельность сразу с авангардистских спектаклей, думаю, что если им пришлось бы ставить не сложный, доступный пониманию спектакль, они растерялись бы: ведь актерам нужно подсказать что, как играть, помочь найти жизнь на сцене. Овладейте основами - тем ремеслом, о котором мы говорили выше, а потом делайте то, что вам подскажет ваша совесть и фантазия художника. Когда для общего обозрения были выставлены полотна Малевича, Кандинского, Филонова и других 'нарушителей общественного спокойствия', то многие были поражены: оказывается, Малевич и сотоварищи умели хорошо рисовать! А сколько людей, воспитанных на социалистическом реализме, были уверены в том, что Пикассо не может изобразить обыкновенного человека, легко узнаваемого.
Мода на изменение названий идущих пьес может дать повод для фельетонов. Читаю на афишах: 'Почему застрелился Константин?', 'Требуется драматическая актриса'. Долго думаю, что это за пьесы, принадлежащие, судя по афише, А. Островскому и А. Чехову? Оказывается, 'Чайка' и 'Лес'. Сразу хочу оговориться: считаю, что оба спектакля поставлены талантливо, и после долгих размышлений, я понял намерения режиссера.
Спектакль 'Доходное место' в Новгороде был назван 'Одиссея последнего романтика' - по названию произведения Аполлона Григорьева. Тема - крушение последнего идеалиста, соединение судеб Жадова и самого Аполлона Григорьева. Спектакль получил новое звучание, имел успех у зрителя. Хуже, когда, сохраняя свое название, пьеса изменена до неузнаваемости, как произошло в Театре Антона Чехова с 'Гамлетом'. Правда, спектакль спасительно называется 'версия', но может ли это служить оправданием?
ОПАСНОСТЬ ПЕРВОГО БЛИНА,
Распределение ролей - закладка фундамента спектакля, залог его успеха. Или провала. Мне уже приходилось останавливаться на этой теме в статье к сборнику 'Мастерство режиссера'. Сейчас затронем лишь организационную сторону вопроса.
Распределение ролей, назначение незнакомых вам актеров на роли в вашем спектакле грозит катастрофой. Поэтому необходимо перед тем, как выйдет приказ о назначении на роли, постараться под всякими благородными и хитроумно выдуманными предлогами посмотреть как можно больше спектаклей театра, в котором вам придется самостоятельно работать.
Но и это не всегда спасает. 'У каждого актера бьюает своя 'главная роль', в которой его недостатки становятся его достоинством - так совпадают внутренние и внешние данные с авторским образом. Актеры, особенно актрисы, не всегда могут верно оценить свои данные - возраст, внешность. Крупнейший актер и режиссер русской провинциальной сцены Николай Николаевич Соболыциков-Самарин когда-то произнес афоризм, живущий по сей день: 'Если ты хочешь погубить актера, то дай ему роль, которую он просит'. Парадоксально, но верно!
'Свои актеры' - в этом случае есть опасность совсем с другой стороны. Режиссер хорошо знает группу актеров, связан с ними совместной учебой, обещает им роли в будущем спектакле, не учитывая потребностей этого спектакля. Распределение ролей у дипломника - дело не только его одного, а всего театра. Вокруг магического приказа, обозначающего начало работы, часто (если честно - то всегда!) возникают высоко принципиальные разговоры об объективности. Объективности в искусстве не бывает - есть субъективная позиция художника, основанная на его замысле, его видении героев автора.
Дипломника ждут 'подводные рифы': в театре ему предложат незанятых актеров, выступающих на собраниях, - чтобы избавиться от их претензий. Особенно часто приходится выдерживать бои уже не местного значения по поводу двойных составов. Можно понять руководство театра, стремящееся обезопасить основных исполнителей. Интересное наблюдение: многие провинциальные (не люблю слово из канцелярий - 'периферийные'!) режиссеры, приезжающие на постановку или на постоянную работу в Москву, почти всегда терпят поражение именно со вторыми составами. Однако актеры приветствуют такую позицию и упрекают москвичей, не работающих таким методом. Вторые исполнители требуют такого же количества репетиций, что и первые. Они по-своему правы. А как быть режиссеру? Сегодня Глумова репетирует Икс, а завтра - Игрек. У Икса, естественно, одни психофизические данные, и режиссер попытается найти присущий ему рисунок роли, мизансцены. А у Игрека - все по-другому! Следовательно, режиссер ищет некий усредненный - и для Икса, и для Игрека - вариант. Тогда настоящей работы не получается ни у кого… Усредненность - враг искусства! Режиссер не может быть автоматом, штампующим свои образные решения. Выход один: после премьеры режиссер репетирует новый вариант спектакля. Для молодого режиссера, вложившего в свое первое творение все свои душевные силы, - труд неблагодарный, к хорошим результатам он не приводит. Судьба таких режиссеров была однозначна.
Прежде всего на пути режиссера встанут стеной штампы 'амплуа'. Беда с классикой - ее ждут актеры старшего возраста: 'наши роли!'. Но ведь писались эти пьесы в основном о молодых и для молодых. Катерину в 'Грозе' в Малом театре играла Ф. Снеткова - в 21 год! Добролюбов писал о Катерине - как из ребенка она становится женщиной! Куда уж было играть Тарасовой и Еланской - 'гранд-дамам' (опять провинциальные штампы!).
Режиссер с первых шагов сталкивается страницей компромисса. Серьезнейшее испытание для дипломника. Впрочем, почему только для дипломника?
Радостное событие - мой ученик, способный студент, мыслящий, серьезный, выпустил диплом-сказку в одном из московских театров. Сюжет прост: премьер-министр некоего сказочного государства хочет жениться на принцессе, чтобы стать королем. Вокруг этого плана сосредоточены все события. Беру программу. Странно - нет фамилии художника. Режиссер объясняет - принципиальные расхождения. Занавес открылся - разногласий нет, ибо нет оформления, несколько непонятных станочков. Появляется министр - инициатор интриги. Этого бессердечного авантюриста играет прелестная молодая актриса, женские достоинства которой не скрывает фрак. Я заинтересовался таким замыслом, но не смог осмыслить его. 'Понимаете, - говорит горе-дипломник, - в театре не оказалось свободных артистов (параллели! -
