Профессор наш, конечно, и в самом деле злоязычный. Я еще не забыла, что «третий ряд идет после второго». Но не злой: мне вспомнилось, как он лично помогал сдавать «хвосты» парню с нашего курса, попавшему под машину. Или как просил ректора за девочку, у которой умер отец и она не могла оплатить четвертый курс – вуз-то коммерческий. До меня только сейчас доперло, что часть денег, скорее всего, внес сам Береславский. Или как прощал на занятиях жесткую критику своих теорий и даже себя лично, если в критике было конструктивное зерно.
Да и мне он ведь сам предложил помощь. Объяснил свои действия запахом денег, но сдается мне, что сподвигли профессора все-таки мои прорвавшиеся слезы. Не похож он на человека, чьи поступки определяются лишь запахом денег, – я помню, как безупречно, публично и безжалостно Ефим Аркадьевич отымел двух умников, предложивших ему на спор очень приличные баблосы за экзамен.
Возвращаюсь к вчерашней встрече. Званый ужин в итоге был с еще тремя участниками. Двумя, потому что девочка-дошкольница оставалась на изрядном расстоянии от нас. Что объяснялось, не про наших будущих детей сказано, ее состоянием: рак у ребенка убили вместе с иммунитетом. Ее мама сидела с нами, и, похоже, ей крупно повезло: Бабуля взялась помогать ребенку.
Беседа же в основном шла с мужичком – видно, мужем тетки и отцом девочки. Он сразу привлек мое внимание своей миниатюрностью и утонченностью. А еще тем, что выражение глаз никак с этой миниатюрностью и утонченностью не коррелировало. Жесткое, прямо скажем, выражение глаз.
Мужик разговаривал с Ефимом Аркадьевичем, а я изо всех сил наблюдала. Береславский сам же и учил: встретила интересное – наблюдай. А наблюдать – это значит собирать детали.
Говорили о ситуации и связях в городе, о злосчастном тендере на медицинское оборудование. Мой препод в разговоре активно помогал себе руками. А мешал бесчисленными салатами, которые горой украсили его тарелку. Местный говорил мало, но четко. Руками тоже двигал – точнее, лишь пальцами, длинными и тонкими.
Мне вдруг показалось, что он похож на Сальери. На Моцарта мужичок, несмотря на пальцы, явно недотягивал. Взгляд мешал: умный, понимающий и недобрый.
Впрочем, недоброта эта на моего препода не распространялась, а соответственно, и на нас. Похоже, Береславский и в самом деле имеет очень влиятельных приятелей.
Ночевали мы в чудесной маленькой гостиничке с видом на Волгу. Она уже застыла, но все равно впечатляла. Представляю, как все это смотрелось бы летом.
Номера оказались недешевы, но босс расплатился не задумываясь. Я уже давно сделала вывод, что мой препод – человек не жадный. Особенно если тратит деньги моей мамы.
Второй день был весьма насыщенным.
Сначала Береславский загнал нас в местный художественно-краеведческий музей. Экскурсию вел еще один его знакомый: замечательный круглолицый мужичок с розовыми щечками, безумно похожий на моего Борьку, только лет на двадцать старше. Дядечка страшно гордился и музеем, и городом и вообще выглядел абсолютно позитивным. Он мотал нас по культурно-историческим объектам не меньше чем часов пять.
Потом, уже без задних ног, мы с ним отобедали в местной ресторации на центральной площади. Туда же, к еде, видимо, на запах, подгреб и Ефим Аркадьевич вместе с еще одним, нам незнакомым персонажем.
После обильного обеда симпатичного экскурсовода сменил здоровенный детина – водила нашего вчерашнего миниатюрного знакомца. Детина отвез нас с Бабулей к Лене, маме вчерашней больной девочки. Мы провели там часа три, если не четыре, пока Бабуля возилась с малышкой.
Все это время я провела в медицинской маске.
Конечно, мне было скучновато, но, если честно, Бабулю привезли очень вовремя. Девочка все-таки простыла, и у нее болело правое ушко. Лена уже собиралась накормить ребенка антибиотиками.
А это пунктик врача Веры Ивановны Семеновой. Она ненавидит антибиотики. Она говорит, что нельзя активно использовать лекарства, в чьем названии кроется такая несимпатичная расшифровка: «анти» – против, «биос» – жизнь.
Нет, конечно, Бабуля не принципиальный противник этой волшебной производной плесени. Порой бывает, что антибиотикам просто нет альтернативы.
Но Бабуля считает, что гораздо чаще их применяют либо от незнания других методов лечения, либо от лени. А в результате вытравливают не только болезнетворные бактерии, но и человеку необходимые. В частности, для того же иммунитета.
Короче, антибиотик был предан традиционной анафеме, а Бабуля взялась за ребенка своими допотопными методами.
Она открыла свой чемоданчик, подождала полчасика, чтоб инструмент согрелся, – Бабуля никогда не спешила, если рядом был пациент – и принялась за знакомые мне с детства манипуляции.
Без спешки – дав испуганной девчонке наиграться с ее зеркальцем и пинцетом – Бабуля осмотрела ушки, носик и горло. Начинающийся отит у девочки нашла. Как и его причину – банальные сопли. Потом, раздев Маргаритку до трусиков, внимательно осмотрела, прослушала и даже пальцами простучала чуть ли не всю. Детеныш, сообразив, что Бабуля больно не делает, доверился ей и уже не нервничал.
Потом началось собственно лечение.
Сначала – тот же фокус с железными палочками, что недавно до полусмерти напугал моего профессора. Маргаритку он не напугал вовсе – вот что значит честно заработанное доверие.
Потом – капли в ушко. Причем капать непосредственно в ухо Бабуля считает полным дебилизмом. Она сначала осторожно ввела пинцетом в слуховой проход марлевую турундочку и уже после этого накапала лекарства на ее кончик. Турунда же исполнила роль фитилька, по которому лекарство проходит от пипетки прямо до воспаленной барабанной перепонки.
Марлечка просидит в ухе девочки дня два-три, и Ленина задача сведется только к тому, чтобы несколько раз в день капнуть лекарство на кончик турунды.
По своему богатому опыту знаю, что, когда турундочка начнет проситься наружу, ухо у Маргаритки уже будет как новенькое.
Так, за трудами, разговорами и последующим чаепитием, день плавно перешел в вечер. Я была уже не прочь отдохнуть, но вновь появившийся детина отвез нас с Бабулей в драматический театр. Оказалось, Береславский назначил нам там рандеву. Совместил приятное с полезным.
Приятное мы действительно получили: постановка была высококачественной. Бабуля объяснила, что во многих провинциальных городах очень профессиональные актеры. Они же больше, чем в столице, играют, в маленьком городе постоянные премьеры – необходимость, слишком узок круг театралов, не желающих ходить на один и тот же спектакль.
Но, честно говоря, я все ждала Береславского, потому что день прошел, а к главному делу мы с Бабулей так пока допущены и не были.
– Он не придет, – в первом антракте сказала Бабуля, с удовольствием смотревшая спектакль. – Или придет к концу.
– Он же обещал, – не поверила я.
– Обещать не значит жениться, – хладнокровно сообщила мне Вера Ивановна. – Он просто заткнул нам рты. И глаза. То бишь эвакуировал слабое звено. Не зря этот юноша показался мне таким способным.
– И что нам теперь делать? – Мне было чертовски обидно чувствовать себя эвакуированным слабым звеном.
– Ждать, – четко объявила Бабуля и пошла из буфета к своему месту.
Семенова-старшая, как всегда, оказалась права.
Мы уже вышли из здания театра, как через площадь к нам подкатил «Ягуар» Береславского.
Профессор выскочил из машины, галантно раскрыл передо мной и Бабулей двери. Мы обе сели сзади. Он как ни в чем не бывало уселся за руль и… предложил прокатиться по ночному городу!
– Мы уже накатались, – не выдержала я. – По полной программе.
– А я вот не успел, – сокрушенно сказал Ефим Аркадьевич. – Дела не давали.
Вот же человек! Еще и издевается.
Ответила Бабуля:
– Конечно, давайте прокатимся. Заодно и дела обсудим.
– А чего их обсуждать? – улыбнулся Береславский. – Все идет как задумано. Все встречи проведены.
