его дождаться, Глинский целыми днями читал богословские книги, восстанавливая и расширяя необходимые познания, а вечерами гулял по санаторскому то ли парку, то ли лесу, иногда – один, иногда – с Кузьмой.
Кузьмин был счастлив, что его другу нравится выбранное им место. Но его тревожило не ускользнувшее от внимательного взгляда увлечение религией. Конечно, оно нисколько не удивило Виктора: Глинский был религиозен всю жизнь. Но здесь процесс пошел, по мнению Кузьмина, уже неуправляемо. «Надо было грохнуть этого попа из Мерефы», – не раз мелькала в мозгу кощунственная мысль. Но сейчас – и это было очевидно – поезд уже ушел. А потому контрпропаганда велась Кузьминым тоньше.
– Ты посмотри на себя, – все чаще говорил он другу. – Ты же молодой мужик! В полном соку! А Вадька – еще совсем пацан! Тебе нужна баба. Ему – мать! Посмотри вокруг! Сколько красивых девок! И кто тебе откажет?
Глинский отшучивался, но слова Кузьмы на него действовали. Во-первых, он действительно был крепким здоровым мужиком с отнюдь не усмиренной плотью. И связи после смерти жены у него были. Хотя потом каждый раз он чувствовал себя плохо, как будто изменял своей Лене. Во-вторых, мальчик без матери действительно воспитывался однобоко. И наконец, он опасался, что, приняв сан или тем более постриг, не выдержит обета целомудрия. Или выдержит, но воздержание отберет у него слишком много душевных сил, необходимых совсем для другого. И в то же время Глинскому хотелось радикального изменения жизни.
Вот эти противоречия и отравляли его спокойствие. И ему жизненно важно было поговорить со своим духовником.
– Вон ты где шатаешься! – Навстречу одиноко бродившему Глинскому быстрой раскачивающейся – блатной! – походочкой выскочил Кузьмин. «Одиноко бродившему» – это, конечно, преувеличение: и спереди, и сзади, стараясь лишний раз не попадаться на глаза, топали как минимум два вооруженных охранника.
– Давай бродить вместе, – благодушно ответил Глинский. Присутствие старого друга ему не мешало – тот умел молчать.
– Не-а, – по-мальчишески мотнул головой Кузьма. – Ты забыл? Мы сегодня развлекаемся!
Глинский, вспомнив, болезненно поморщился: очередной «нужный» мужик, плутовато ухмыляясь, в кулуарах Думы познакомил их с неким господином Вепревым, предварительно объяснив, что в ресторанчике этого самого господина можно очень и очень хорошо отдохнуть. Весело и безопасно.
– А по телевизору потом не покажут? – ухмыльнулся Кузьмин.
– Избави нас господи всемогущий! – чуть не перекрестился плутоватый мужик, видимо, представив себе собственное изображение на голубом экране. – Это невозможно.
Глинского всегда раздражало употребление имени Всевышнего без надобности или, еще хуже, в подобном контексте. Но – промолчал. А Кузьмин взял предложенную визитку и еще вчера с господином Вепревым созвонился. И Николай Мефодьевич, чтобы не спорить, дал согласие. Тем более что ресторанчик оказался совсем поблизости от санатория. И потом – никто ж не заставит его совершать то, чего он сам не захочет?
На сем и порешили. После чего Глинский немедленно забыл о договоренности. А вот Кузьмин, как оказалось, помнил. И пришел сюда, чтобы заставить его сменить чудесный вечерний лес на экскурсию в явно не богоугодное заведение.
Конечно, можно было бы жестко отказаться. Но Николай Мефодьевич не хотел обижать друга, искренне пытавшегося его развеять и развеселить. Да и, может, действительно лучше проверить себя до принятия решения? Ведь после будет поздно…
Бар имел игривое название «Зеленая змея» и сразу не понравился Глинскому. Пока Кузьмин, сам севший за руль, сдавал задом тяжелый «Мерседес», Николай предложил ему сменить место вечеринки.
– Да ты еще внутри не был, – урезонил друга Виктор. – Может, это только снаружи. Да и снаружи, кстати, неплохо, – залюбовался он игрой зеленых оттенков.
Из подъезда на снег выскочил в одном костюме высокий мужик, явно их встречающий.
– Вепрев, наверное, – предположил Кузьмин. Глинский сник: теперь отступать было и в самом деле неудобно. И вылез из «мерса».
– Здравствуйте, уважаемые гости, – радушно приветствовал их встречающий. Константин был наслышан о быстро растущих новых уральских олигархах, активно подминающих под себя узкий, но стратегически важный сектор металлургического рынка. И собирался сделать все, чтобы эти серьезные парни стали его если не друзьями, то – клиентами.
– Здравствуй, коли не шутишь, – пробурчал Кузьмин. Он не любил, когда ему широко улыбались незнакомые люди. По его опыту, так чаще всего поступали кумы[8] в новых зонах, где Кузьму еще не знали и лелеяли глупые надежды сделать из него козу[9].
Вепрев, смущенный холодным тоном, не сразу убрал улыбку:
– Я уверен, вам здесь понравится.
– А что тут есть? – спросил Кузьмин.
– Все, что захотите, – отчеканил хозяин. – Бильярд, бассейн, сауна, мини-кинотеатр. Внизу – стриптиз.
– Только внизу? – ухмыльнулся требовательный гость.
– Нет, конечно. Где захотите. Можно в кабинетах, можно в бассейне. Девушки на любой вкус. Проституток нет.
– А что ж у вас – монашки работают? – хохотнул Кузьмин и осекся, увидев недовольное лицо Глинского.
«Тяжело ему со мной, – вдруг подумал Глинский о своем друге. – Надо же, какие мы разные! А ведь не разорвешь…»
– Монашки не монашки, но все девушки с образованием и умеют держать язык за зубами. Некоторые – замужем. На стороне – никакого приработка. Это жесткое условие.
– И выполняют? – ухмыльнулся Кузьма.
– Да, – вежливо ответил Вепрев. – Девушки вполне довольны своей работой: никакой опасности, деньги немалые, а гости – воспитанные.
– Ты воспитанный, Кузьма? – спросил Глинский.
– Мы с тобой вместе воспитывались, – огрызнулся тот, слегка на друга обидевшись. Ведь все для него делает, а тот нос воротит!
– Ты прав, Витек, – вдруг тепло сказал Глинский. – Мы с тобой действительно вместе. – И обнял его своей могучей дланью за худощавые плечи. Как когда-то в детдоме.
У Кузьмы чуть слезы не навернулись. Ведь больше ему ничего и не надо. Собственной семьи у него нет. Даже дома нет – номер в заводской гостинице держит. Правда – огромный, из трех скроенный. Детей тоже нет, кроме «общего» Вадьки. Вот и выходит, что Глинский для него – и дом, и семья, и работа.
Они прошли внутрь, оставив Вепрева недоумевать над психологическими тонкостями их взаимоотношений. Хозяин «для разогрева», как он сказал, усадил их за угловой столик в тени, пообещав в самом скором времени красивый стриптиз.
– Кто будет танцевать? – поинтересовался Глинский. Кузьма довольно улыбнулся: главное – начать. В своем монастыре, если этот чертов поп уговорит Глинского, Колян на голых девок не посмотрит. Да разве можно в таком еще не старом возрасте завязывать узлом главные удовольствия?
– Очень способная девушка, – пояснил Вепрев, сделавший заказ подскочившему официанту. – Вон видите двух девчонок у стойки? Вот та, что поэффектней, Светлана.
– Да-а-а! – У старого арестанта аж дух зашелся. Именно о таких блондинках мечтал он в самые тяжкие недели неволи. – А как насчет потом позвать ее в кабинет?
– Она вообще-то не в верхнем штате, – замялся Вепрев. – Но уж точно не монашка. Думаю, договоримся с ней частным порядком.
– Отлично, – обрадовался Кузьма. – У вас тут и в самом деле красиво.
– Стараемся, – не меньше его обрадовался Вепрев и пошел к бармену, чтобы через того договориться со Светкой. Подходить напрямую не стал, не хотел разговаривать при Але.
Только тут Кузьма обратил внимание на застывшего друга. Тот так же напряженно уставился на двух девчонок у стойки бара.
– Ну, ты гусь! – не сразу дошло до Виктора. – Тоже захотел немножко Светы?
