Посуда вся была убрана и вручную вымыта — Чистов не доверял тонкостенные кофейные чашки посудомоечной машине.
Они вышли из кухни и остановились в большом светлом холле. На стенах висело множество фотографий Майки и Вадика — от грудничков до студентов. Все сделаны отцом, им же любовно подобраны рамки.
На них сейчас смотрели их собственные дети, причем не менее чем в полусотню глаз.
— Ну что, я пошла, Володенька? — тихо спросила Катя.
— Давай, — так же тихо ответил он, опустив голову.
— А хочешь — пойдем в спальню? — вдруг решилась Катерина.
— К министру опоздаешь, — неловко пошутил Чистов.
— Не ерничай, — закрыла она ему рот ладонью. — И так тошно. — И уже своим обычным тоном сказала: — Пошли. Ты пока мне еще муж.
И он, как обычно, пошел за ней.
Уже в спальне попытался задать вопрос:
— А ты с ним…
— Успокойся. Нет, — четко ответила она. — Я же с тобой еще не развелась.
Хотя на самом деле — да.
И уже — через два десятка лет после первой вспышки — не единожды.
Но, как почти любая женщина, уверенная в том, что неприятная для сегодняшнего партнера информация может быть скрыта, легко сказала неправду. Хотя в данном случае вовсе не для того, чтобы избежать ответственности. А чтобы просто не причинять лишней боли.
Катерина быстро разделась, машинально отметив, что тридцать утренних минут — коту под хвост.
Ну и черт с ним. В конце концов, она первый раз в жизни изменяет старому любимому со старым мужем. Чистов тоже разделся, с удовольствием поймав восхищенный взгляд жены. Пробегать по утрам пять километров ежедневно — это действительно полезно. Хотя и не всегда помогает в семейной жизни.
Он лег рядом.
Она сама его обняла, поцеловала.
Потом легла на спину, как ему нравилось.
Он медлил.
Может — потому, что не вполне понимал свое нынешнее положение.
Может — потому, что совсем недавно, впервые в жизни, был в другой женщине.
А может — потому, что предстоящие минуты могли оказаться последними такими минутами в его жизни. По крайней мере — в его жизни с Катей.
— Ну, что же ты? — ласково спросила она.
— Может, останешься? — то ли спросил, то ли попросил он, склоняясь над ней.
В ответ она молча обняла его и притянула к себе.
Больше они ни о чем не говорили.
Ни в постели. Ни после душа.
Попрощались у выхода из подъезда, поцеловались и разошлись — она к машине, водитель уже давно ее ждал, он — к парковке, где стояла его «аудюха».
6
Владимир Сергеевич, расставшись с Катериной, на работу не поехал. Ему неожиданно стало так плохо, что вернулся домой.
Плохо не физически — пульс не изменился. Просто вдруг, вещественно и ощутимо, в его мозгу вырисовалась мысль, что жить-то больше незачем.
И не для кого.
У него в прямом смысле слова опустились руки и подогнулись ноги. Он лег на диван, не раздеваясь и не снимая ботинок. Если б кто вошел — сильно бы удивился. Да и сам себе Владимир Сергеевич сейчас удивлялся. Но, во-первых, не сильно — сил-то как раз и не было. Во-вторых, как-то отстраненно. Как бы наблюдая со стороны. Так он пролежал не менее двух часов, пока в опустевшую и отяжелевшую голову не пришла другая мысль, сколь бесхитростная, столь же и очевидная.
Он вдруг представил, что Вадька и Майка остались без отца и как им плохо, одиноко и беззащитно, несмотря на то что свое совершеннолетие оба уже давно отметили.
Вот теперь пришла боль и горечь. Даже заплакать захотелось, впервые за последние тридцать с лишним лет. Зато появились силы. И когда их стало достаточно, он встал, поправил одежду, прошелся щеткой по туфлям и двинулся на работу.
Только теперь автомобилю предпочел метро: за руль садиться было явно рано.
До работы доехал ожидаемо быстро — метропоезда пока даже в Москве ходят без пробок, — а также на удивление комфортно, народу почему-то было немного. Может, из-за серой погоды — всю ночь опять шел полудождь-полуснег — и экстремально низкого атмосферного давления: те, кто мог себе позволить, остались дома.
Чистов тоже остался бы дома: сотрясенная похлеще, чем ударом тяжеловеса, голова сопротивлялась всем попыткам настроиться на работу.
Впрочем, он уже знал, что дома было бы только хуже: ведь еще вчера это был их дом, а сейчас — непонятно чей.
Фирсова встретила приятным сообщением: два новых серьезных заказа. В другой день Чистов бы обрадовался. Сейчас — лишь сделал вид, чтоб не обидеть.
Машинально отметив, что и из этих двоих самый крупный — от Катиного знакомого. Второго клиента на рекламной выставке честно выцепил Щеглов, он и в самом деле был талантливым менеджером.
Наталья, почувствовав, что начальство не в духе, не стала грузить его прочими производственными мелочами.
Вообще, с ней было максимально комфортно — и на работе, и в личных отношениях. Она вела себя так, будто ничего между ними не произошло. И делала это столь естественно, что уже и сам Чистов начинал сомневаться: а были ли на самом деле те необычно закончившиеся именины?
Устроившись за столом, решил просмотреть балансовый отчет, подготовленный Волковой. Вместо этого вновь, как в тот вечер, положил руки на стол, а голову — на руки. Разве что теперь лоб касался не мягкой и теплой шерсти свитера, а прочной холодноватой материи модного пиджака — за внешним видом мужа Екатерина следила так же, как и за своим. «Бывшего мужа», — сам себя поправил Владимир. Что это такое — одинокая жизнь после двадцати с лишним лет брака, — ему только предстояло выяснить.
Запищал сигнал внутреннего селектора. Чистов неохотно поднял голову и нажал на кнопку.
— Владимир Сергеевич, к вам пришли, — раздался голосок Наты Маленькой. — Можно зайти?
Господи, как же некстати!
Владимир мгновенно вспомнил и разговор с Басаргиным, и его, мягко говоря, нестандартную просьбу. Хорошо хоть, что сейчас может идти речь только о первой части этой просьбы — приеме его нынешней жены на работу.
