Она засмеялась в ответ:
— У него правильный прикус.
И как же он сам этого не понял!
Кое-что из не высказанного вслух Марина Ли Джу, официальная жена Басаргина. Город Москва Папа всегда мне напоминал: «Помни, дочка, у сильного человека в душе — пламень, на лице — лед».
Думаю, я его не подвела.
Когда Иван сообщил мне, что жить теперь будет с этой министерской чиновницей, я лишь улыбнулась в ответ — как скажешь, милый.
А что я могла еще ответить? Он ведь и в самом деле просто сообщил о своем решении. Предоставив мне уже без него принимать свое.
Нет, конечно, можно было разбить что-нибудь из коллекционного фарфора и сказать: ни за что!
И что дальше?
Иван ведь все равно сделает по-своему, а я навсегда потеряю возможность его вернуть. Еще хуже было бы давить на логику и папины ресурсы. Результат был бы тот же, что и в первом варианте, только быстрее.
Так что выступила я хоть и незачетно, как говорит нынешняя молодежь, но, пожалуй, единственно верно. Разумеется, это не значит, что я удержу Басаргина, но это значит, что — попытаюсь.
Поплакала я уже дома, оставшись в одиночестве. Никогда так еще не плакала, аж до икоты. Выходила из непотребного состояния, сама себе надавав ладонями по щекам. Было и больно, и — одновременно — успокоительно: безусловные рефлексы всегда сильнее условных.
Придя в себя, почувствовала то, что сопровождает меня теперь постоянно: гнетущее ощущение беды. Нет, не постоянно, конечно. Отвлекаюсь на вкусную еду — опять безусловные рефлексы. На разговоры с умными людьми. На решение каких-то бытовых проблем. Но стоит остаться без забот — как вот оно. Особенно это неприятно ощущать по утрам. Я и с Иваном привыкла просыпаться в одиночестве — он слишком редко ночевал дома, да и само слово «дом» было для нас понятием условным. Но раньше его утреннее отсутствие означало лишь то, что наша встреча обязательно состоится.
Сейчас такой главной уверенности в моей жизни нет.
Иван, кстати, вовсе не пропал. Наоборот, окружил меня бытовой заботой. Помог с трудоустройством, хоть и с дьявольской подоплекой. Я, конечно, тепло его поблагодарила, ни словом не намекнув на полное понимание ситуации, и покорно пошла по указанному им курсу.
Я пятнадцать лет терпеливо занималась различными видами восточных единоборств — папа всегда находил мне лучших учителей — и точно знаю, как важно уметь подчиниться силе соперника. Чтобы потом ее использовать.
Вторая причина, почему я пошла в эту недоделанную «Птицу счастья», — Владимир Сергеевич Чистов, официальный муж пожилой басаргинской прелестницы. Мне важно было понять расклад сил. И еще — в какой мере этот мужчина, допустивший рокировку женами, может быть мне полезен.
Действительность оказалась гораздо сложнее моих предположений. Подкаблучник и неудачник Чистов и в самом деле был мужчина. В моем полном понимании этого слова. Понаблюдав за ним в разных ситуациях, я пришла к парадоксальному выводу.
Басаргин завоевал меня именно потому, что был русским самураем. Я таких, кроме папы, раньше не встречала — нежный и беспощадный. А встретив, не пожелала пропустить.
Чистов же — антиБасаргин. И при этом — не менее самурай, чем Иван или мой отец. Это было так необычно и неожиданно, что, похоже, он меня заинтересовал не только как союзник, хотя по сравнению с желанием вернуть Ивана все мои прочие желания как-то меркнут…
Навела детальные справки и о Екатерине Степановне. Наступлю на горло собственной песне и скажу: в ней есть что любить. Но и надежда появилась.
Судя по всему, вдвоем с Басаргиным им будет несладко.
Неправильно сказала.
Вдвоем с Басаргиным никому не будет сладко. Но я, Марина Ли Джу, готова раствориться в этом человеке. Без прогнозов и прикидок, без страха и сожалений. Готова ли на подобное Воскобойникова — большой вопрос.
Второй вопрос — готова ли она навсегда расстаться с бывшим мужем?
Сейчас — наверное, да. Однако когда его действительно не будет с ней рядом — тогда посмотрим.
И все же эта крутая тетка — полнейшая дура. Прожить жизнь с самураем и не заметить этого — надо суметь.
Впрочем, Воскобойникова не сильно глупее меня: связать жизнь с ураганом — тоже не слишком умно…
За эти два месяца много чего произошло в жизни Екатерины Воскобойниковой. И не только в личной.
Она — неожиданно для себя — стала заместителем министра, то есть перешла из страта, в котором решения обдумывали и готовили, в страт, где задачи, собственно, ставились, а затем — после теоретической проработки — велось их реальное исполнение.
А еще — она перешла работать в узкое, донельзя концентрированное пространство, где текли, сливались, расходились и перехлестывались огромные финансовые потоки огромной страны, на которые алчно взирало множество глаз и к которым — с недвусмысленной целью — тянулось множество рук.
Зачем она согласилась — до сих пор не понимает. Хоть вроде бы отвечает в основном за те же вопросы научного обеспечения принимаемых решений, но работа в правительстве — это работа в правительстве.
Возможно, надо было сказать — нет. Однако с детства полученные навыки и душевная закалка не позволили отказаться.
«Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин, помчат машины в яростный поход».
Строчки перепутаны, но смысл не исказился.
На самом деле в советском поэтико-идеологическом арсенале есть много сходных сентенций, иллюстрирующих данную ситуацию. Самая прямая: «Партия сказала — надо, комсомол ответил — есть». А раз комсомол ответил, то чего теперь жалеть.
Катя и не жалела.
Времени и раньше чудовищно не хватало. Сейчас же она даже спать научилась в машине и в самолете. Раньше не могла писать на компе во время движения — сразу начинало укачивать. Сейчас может.
Хорошо хоть дети выросли. А то б вообще знали маму только по портретам да теленовостям.
Нынешней же семейной жизни такая ее загрузка особо не мешала. Басаргин сам был загружен не меньше, мотаясь по своим многочисленным комбинатам, областным администрациям, правительственным кабинетам.
Они встречались за это время раз шесть, не больше. И еще дважды — не сговариваясь — на приемах: первый раз — в индийском посольстве, второй — на международной конференции по стратегическому инвестменту.
