определенностью не формулировалась:
«Все движущееся, что живет, будет вам в пищу; как зелень травяную даю вам все» (Б. 9;3). Значит,
«Только плоти при жизни ее, крови ее не ешьте» (Б. 9;4). То есть – как? Не есть плоти и крови при их жизни? Или – проигнорируем запятую, которой, понятно, в подлиннике нет: не есть плоти при жизни ее крови?
Как всегда в трудных случаях, обратимся к дословному переводу Б. Бермана: «Но (ах) плоть (басар), когда в душе кровь (бе нафшо домо) – не ешьте (ле тохэлу)». Речь, оказывается, идет о душе. По смыслу фразы получается, что не в крови сокрыта душа, как полагают некоторые мистики, а наоборот, кровь есть лишь часть души. Иными словами, следует полагать животное живым, пока кровь находится в его душе. На основании этого речения комментаторы выводят правило:
Как это понимать? Еще из учебников истории и популярных романов мы слышали, что так называемые монголо-татарские войны пользовались своим конем как кладовой мяса. Но мере надобности они отрезали от живой скотины куски и ели, а при необходимости, страдая от жажды, и пили ее кровь. Весьма вероятно, что такая традиция существовала у некоторых народов Древнего Востока, теперь она объявлена неприемлемой. Очевидно, что это категорическое установление легло в основу правил кашрута, сформулированных, впрочем, много позже «эпохи Ноаха», и действующих до сих пор.
Понятие кошерности затрагивает очень широкий круг вопросов, но чаще всего его связывают с питанием. Как видим, уже со времен Ноаха употребление крови в пищу считалось огромным грехом. Позже была создана целая система мер, позволявшая удалить кровь из тела предназначенного в пищу животного. Для максимального стока крови туша подвешивают вниз головой на несколько часов. Потом мясо погружают на полчаса в чистую холодную воду в специальной посуде, затем кладут на наклонную доску, снабженную продольными желобами или большим количеством отверстий, и посыпают равномерно со всех сторон солью, спустя час промывают несколько раз холодной водой. Такая подготовка считается недостаточной для некоторых частей, например, для печени: ее необходимо не только просолить, но и, разрезав, прокалить на открытом пламени. Однако, как утверждают комментаторы, речь пока не идет о соблюдении кашрута в полном объеме: перед нами лишь запрет на употребление мяса, отрезанного или отсеченного от живого животного.
Дальше устанавливается запрет на убийство. В дословном переводе Бермана это звучит так: «Но (снова „но“ – „ах“) и кровь вашу по душам вашим востребую Я, из руки всякого зверя (хайя) потребую ее, и из руки человека, из руки брата его востребую душу (нефеш) человека» (Б. 9;5). Здесь есть о чем задуматься. Раз душа принадлежит Господу, значит, Он потребует Свое. Слова «кровь вашу по душам вашим востребую» (в традиционном переводе «кровь вашей жизни») комментаторы интерпретируют как
Продолжение этого речения звучит еще более категорично и в «гладком» традиционном переводе имеет вид чеканной формулы: «Кто прольет кровь человека, того кровь прольется человеком…» (Б. 9;6). Здесь уже не предупреждение, а предписание о том, какой должна быть реакция человеческого сообщества на убийство. Так говорят комментаторы… Справедливости ради заметим: комментарий мудрецов, кем бы они ни были – вопрос традиции, а стало быть, дело житейское. В рассмотренном нами тексте об «убийстве» вообще не говорится ни слова, речь идет о пролитии крови и о негативной реакции на это как со стороны Бога, так и стороны человеческого сообщества.
На основании всех этих установлений еврейская традиция выводит своеобразный кодекс – Семь законов потомков Ноаха, необходимый минимум требований, наложенный Господом на все человечество без конфессионального, национального и социального исключений. Среди них шесть – это запреты на идолопоклонство, богохульство, кровопролитие, убийство, воровство, а также на некоторые виды кровосмесительной связи. Седьмой закон – повеление основывать жизнь на законодательных началах, формулирующих шесть вышеназванных запретов.
Во второй части Своей речи, также как и в первой, Господь обращается к Ноаху и его сыновьям. Речь идет о Завете, который, впрочем, устанавливается не только с семейством Ноаха, но и с потомством его сынов, со всяким живым существом, «вышедшим из Ковчега». По смыслу текста ясно, что Завет устанавливается на все времена, навечно.
В качестве символа Завета определена небесная радуга, в которую, впрочем, заложен не только символический, но сугубо практический смысл. Она установлена не столько для «объектов» Завета, «живых душ», сколько для его «Субъекта» и, если угодно, инициатора. «И будет радуга в облаке, и Я увижу ее, чтобы вспомнить союз вечный между Богом и всякой душою живою во всякой плоти, которая на земле» (Б. 9; 16). На этой мажорной ноте заканчивается повествование о Потопе.
Следующий эпизод из жизни Ноаха относится к послепотопному времени. Внешне это бытовой инцидент, на первый взгляд, почти незначительный, но фундаментальные последствия этой семейной драмы оказались едва ли не определяющими для последующей еврейской, да и всей общечеловеческой истории. В этом смысле происшествие в семействе Ноаха прямо соотносится с известным инцидентом, случившемся в Эденском саду на самой заре библейской истории. Нам, кажется, пора привыкнуть: благие намерения Господа всякий раз наталкиваются то на непослушание, то на неблаговидные или преступные деяния Его созданий. Так случилось и на этот раз.
«И начал Ноах возделывать землю, и насадил виноградник» (Б. 9;20).
Ноах, как говорят мифологи, культурный герой, т. е. первооткрыватель, изобретатель, рационализатор, обогативший человечество нововведениями в материальную культуру, способствующий становлению инновационных цивилизационных процессов. Например, он открыл виноградарство как отрасль сельскохозяйственного производства. Согласно некоторым указаниям Устной традиции он также научил людей пользоваться плугом, серпом, топором и другими важнейшими видами орудий.
Особый смысл имеет, по-видимому, и тот факт, что именно Ноах создал сельскохозяйственную культуру, продукт которой и по сей день используется для сакральных целей. В тоже время, как это часто случается с человеческими новшествами, изобретение Ноаха оказалось с двойным дном: виноград стал источником пьянства. По этому поводу Устная традиция передает историю, полную здоровой иронии и насмешливого сожаления.
«Когда Ноах задумал сажать виноградник, пришел Сатана и встал перед ним. Спросил Сатана: „Что ты сажаешь?“ Ответил тот: „Виноград!“ Сказал Сатана: „Какая в нем польза?“ Ответил Ноах: „Плоды его сладки даже засушенные, и делают из них вино, веселящее сердца“. Спросил Сатана: „Хочешь, посадим его вместе?“ Ответил тот: „Да“. Что сделал сатана? Привел овцу и зарезал на виноградной лозе, потом привел льва и зарезал на овце, потом принес обезьяну и зарезал на льве, потом принес свинью и зарезал на обезьяне. Отцедил их кровь и полил ею виноградник. Здесь намек: выпьет человек чашу вина – скромен, как овца; выпьет две – становится храбр, как лев, начинает хвастаться и говорить: „Кто мне подобен?“; выпьет три или четыре – становится как обезьяна: пляшет, поет, сквернословит перед людьми и не ведает, что творит; напьется – становится как свинья: вымазывается глиной и спит в грязи».[27] Первой жертвой собственного изобретения стал сам Ноах. Вот как описан в Пятикнижии этот инцидент: «И выпил он вина, и опьянел, и обнажил себя посреди шатра своего. И увидел Хам, отец Кнаана, наготу отца своего, и рассказал двум братьям своим во дворе. И взяли Шем и Иефет одежду, и, положив ее оба на плечи свои, пошли задом, и покрыли наготу отца своего; а лица их обращены назад, и наготы отца своего они не видели» (Б. 9;21–23).
Комментаторы разъясняют:
во-первых, Ноах не напился, а именно захмелел – «выпил от вина» (мин hа йаин);
во-вторых, он удалился в
в-третьих, в шатре Ноах «раскрылся» (вайитгаль), т. е. оказался в каком-то уязвимом состоянии, но не