прошептал:
— Дурным привычкам тебя научили, инок, не встаешь, когда с тобой говорит старший. Перед епископом не встаешь с постели и разговариваешь, словно с пастухом каким.
Иннокентий медленно поднялся с кровати.
— А-а, прошу садиться. Говорите, чем могу служить вашему преосвященству?
Архипастырь подошел ближе и сел напротив.
— Хватит, — отрывисто сказал он. — Остановись на краю пропасти. Православная церковь терпелива и милостива, но не нужно злоупотреблять этим.
— Не понимаю, — откровенно сказал Иннокентий.
— Ну, так пойми же: твоим чудесам наступил конец. Святейший Синод сурово приказал не отпускать тебя, а после допроса — судить и выслать в Сибирь. С этим я и пришел сюда.
Иннокентий побледнел. С тех пор как его арестовали в Каргополе, прошел месяц. Он все же успел передать кое-что через мироносиц и апостолов, приказал им поторопиться за помощью к отцу Амвросию в Балту и отцу Серафиму в Каменец-Подольск. И уж совсем было успокоился, зная, что помощь прибудет и через некоторое время его отпустят или, самое худшее, — сошлют в какой-нибудь монастырь… Но Сибирь… Это выбило его из колеи. Он растерянно перебирал четки и тупо смотрел на архипастыря. В мыслях мелькнули вехи от Бессарабии до трона, оттуда обратно до митры кишиневского архипастыря. Но только вдруг изменили цвет и стали полосатыми дорожными указателями в Сибирь…
— Да, да, монаше… Всему приходит Конец в этом меркантильном мире, — помолчав, сказал архипастырь. — Но ты можешь исправить положение…
Надежда, блеснула в глазах Иннокентия.
— Как именно? Что я должен сделать, чтобы оправдаться перед церковью?
Наглеца как не бывало. Перед владыкой сидел униженный раб, готовый к послушанию.
— Отче, помогите, век благодарен буду.
— Я не нуждаюсь в твоей благодарности, монаше. Я всегда помогаю людям. А тебе… Но хватит философии. Я устал. У меня к тебе дело есть, — останови поход в Петрозаводск, верни паломников назад, пусть они не беспокоят начальство, и ты получишь снисхождение во время суда. Вот и все. Прощай.
Он повернулся и пошел к выходу. И уже открыв дверь, бросил Иннокентию:
— Способ остановить людей подыщи сам. Только поскорее. От этого зависит твоя судьба.
Иннокентий остался один. Долго сидел неподвижно на скамье, смотрел на цветок в узоре ковра, а затем встал, прошелся по камере.
— Так… Всему приходит конец на этом меркантильном свете, — нахохлившись, грустно повторил он слова владыки. — И мне конец… Конец!
Еще раз подумал, не отрекутся ли от него отец Амвросий балтский и отец Серафим каменец-подольский. Чем дольше думал, тем большую безнадежность чувствовал и тем сильнее жаждал защиты двух влиятельных князей церкви перед решающим актом в своей карьере.
Постучал в дверь.
— Передайте начальнику тюрьмы, что я хочу его видеть по срочному делу, — крикнул надзирателю.
Вскоре его вызвал начальник тюрьмы.
— Чем могу быть полезен, ваше преподобие? Не хотите ли дать показания? Тогда я приглашу сюда его преосвященство и прокурора.
— Желаю говорить с господином исправником по срочному делу. А также с епископом.
Через полчаса исправник был в кабинете начальника тюрьмы и диктовал текст воззвания к мирянам, которое должен был подписать Иннокентий. В воззвании говорилось, что враги церкви Христовой и враги престола царского распространяют слухи, будто в петрозаводской тюрьме заключен святой пророк, в действительности же выдавать себя за святого-смертельный грех. Заканчивалось это воззвание словами:
«И я смертный грешник Иннокентий, инок, преступивший законы веры Христовой, по заслугам заключен в крепость и ожидаю суда. Молю и прошу вас, братья, разойтись по домам, не причинять хлопот начальству и себя не утруждать, чтобы не согрешить перед богом и не провиниться перед отцом нашим, царем православным».
Текст отредактировали. Иннокентий поспешно подписал его и вздохнул с облегчением. Затем обратился к исправнику с вопросом:
— Могу ли я рассчитывать на милосердие суда? Я сделал то, что от меня зависело.
— Будет видно… посмотрим. Я дам воззвание на утверждение преосвященному владыке, там посоветуемся… — и вышел.
Иннокентий побледнел, прислонился к стене.
Всему приходит конец на этом меркантильном свете… Вот он и конец… Липецкой власти… Почету… Деньгам…
В этот момент в кабинет вошел викарный с воззванием в руках.
— Сын мой, — сказал владыка. — Ты поступил правильно. Терпи, сын мой, терпи и не падай духом. У тебя еще есть защитники.
И он подал Иннокентию зеленый конверт. Это был любимый цвет отца Амвросия балтского. Иннокентий разорвал конверт и вынул письмо.
«Обо всем знаю, все мне известно. Я сделаю, что в моих силах. Викарный Петрозаводска — мой старый друг и не захочет причинить мне неприятность. Я уже написал ему об этом. В дальнейшем нужно держаться пристойно, уверенно. Вскоре приеду сам. До тех пор показаний не давай.
Иннокентий радостно потер руки.
— На все воля божья. Отдаю дух мой в руки ваши.
Он поклонился и пошел к себе в камеру.
Через неделю отец Амвросий приехал к петрозаводскому владыке. Перед свиданием с Иннокентием навестил следователя духовной консистории, жандармскую управу, прокурора и, собрав сведения, пошел к узнику. Ему стало ясно, что обращаться в Синод не стоит. Решил хлопотать об одном — о помещении Иннокентия в Соловецкий монастырь.
С этим он и пришел к узнику.
Иннокентий встретил балтского епископа с великой радостью. Но, несмотря на это, отец Амвросий сразу обратился к нему с резкой отповедью.
— Ну, я же говорил, отче, что ты пастух! Разве не так? Что же теперь?
— Как?! Вы писали…
— Писал, писал! Я не знал всего, здесь только узнал! Бандитом стал, отче?! За это — пожизненная каторга, если все станет известно.
Отец Амвросий устало сел напротив Иннокентия.
— Ну, рассказывай, отче, сам. Хочу еще от тебя услышать. Но только правду говори, как было.
Они долго разговаривали. Отец Амвросий, как на клубок, наматывал все события, чтобы потом распутать эти яркие нити преступлений и разврата святого инока и сплести из них оправдательный приговор ему и… себе. А когда монах окончил, отец Амвросий сурово сказал:
— Единственный путь — это раскаяние и отречение от всего. Нужно не допустить сюда синодальных следователей, выбить у них почву из-под ног — самому составить на себя обвинение и использовать его для оправдания. Кто кается, того церковь не судит и не наказывает.
Он вышел от Иннокентия и в коридоре сказал следователям консистории:
— Грешник кается и просит исповеди, на которой признается во всех своих преступлениях. Я знал его всегда как истинного и верного сына церкви Христовой. Только болезнь, которую признали и синодальная и врачебная комиссии, толкнула его на это богохульство. К нему следует
послать, кроме духовников, еще и врачей.
Но суд и исповедь отложили. Только в июне отца Амвросия вызвали в Петрозаводск в качестве свидетеля но делу Иннокентия. 30 июня 1913 года в тюремной церкви собрались князья церкви, черно— и белоризцы, слушать исповедь и судить еретического инока Иннокентия балт-ского, преступные дела которого, даже при старательном укрывании, в описании составили несколько томов. Но Иннокентий все же опередил их, выступив с раскаянием и декларацией своего отношения к православной церкви.
