дереву.
– Цель достигнута? – Вопрос прозвучал как требование, и Хаваджи почувствовал, как в коленях появилась предательская слабость.
– Еще нет… – Голос дрогнул. Чтобы продолжить, пришлось сглотнуть подступивший к горлу комок. – Но мы почти взяли их.
– Где они сейчас? Точное местонахождение! – Новое требование означилось рычанием в голосе.
– Мы… они… – Хаваджи Мирзоев вытащил из разгрузки джипиэс и, сделав в его показаниях поправку на противника, затем внеся заранее условленные изменения, принялся диктовать координаты ожидавшему его ответа Басаеву.
Какое-то время в эфире царило молчание (видимо, Шамиль сверялся с картой), затем «Кенвуд» буквально взорвался от его рыка.
– Вы их почти упустили!
– Мы успеем! – Возможно, в голосе Хаваджи не прозвучала уверенность.
– Успеете? Сколько часов вы «успеваете»? У тебя что, мало людей? Ты мог бы перекрыть им все пути!
– Но хребет почти прямой. Мы пробовали обойти, но это оказалось невозможно… – Мирзоев на секунду отпустил тангенту, чем тут же воспользовался Шамиль.
– Невозможно? Невозможно другое! Невозможно представить, что полторы сотни моджахедов не могут справиться с жалкой горсткой русских спецов! – Секундная пауза. – Доклад мне каждые пять минут. Координаты противника, количество убитых и раненых с их стороны и захваченных твоими людьми. Я жду результата… Если его не будет…
Не договорив и предоставив Мирзоеву додумывать конец фразы самому, Басаев отключил связь, и стало слышно шумное дыхание не в шутку перепугавшегося Хаваджи. Едва ли не застонав, он переключился на другой канал, и микрофон тут же коснулся его губ.
– Всем… любой ценой… – начал раздавать команды подгоняемый страхом Мирзоев. А находившийся далеко от него Басаев задумчиво погладил бороду и, протянув руку, взял со стола лежавший на нем сотовый телефон. На этом телефоне было всего три номера, очень важных. Подумав, Шамиль выбрал первый.
– Левчик, алло! – Басаев назвал давным-давно придуманное ими имя. – Это я, узнал?
– А, Виталя, привет! – радостно отозвались на том конце «провода», и Басаев болезненно поморщился. В том, что он позвонил, похоже, для собеседника не было никакой неожиданности. «Левчик» ждал этого звонка.
– Левчик, – вкрадчиво поинтересовался Шамиль, – это не твои люди устроили погром в моей «фирме»?
– Что, забрали что-то ценное? – Голос был ровным, и Басаев не смог понять, смеется тот над ним или шутит.
– Ты не юли! – Злоба на Мирзоева стала плавно перетекать на этого, еще более далекого собеседника. – Твои люди или нет?
– Значит, забрали, – без особого сожаления констатировал Левчик и тут же добавил: – Нет, не мои!
– Понятно… – Шамиль задумался.
– А что ты, собственно, от меня хочешь?
– Вот, думаю… – Басаев и правда думал. Похоже, у него не оставалось выбора – рисковать и дальше он не мог. И он решился. – Позвони мне вот по этим телефончикам, – сказав условленную фразу для вызова артиллерии, Шамиль начал диктовать переданные Мирзоевым координаты местности – правда, с поправками на неизбежное продвижение русских вперед, дальше по хребту. В то, что спецы решатся сойти с хребта и тем самым на какое-то время окажутся в низине, Шамилю не верилось.
Закончив диктовать, Басаев вздохнул и начал снова говорить, понимая, что это звучит уже как унизительная просьба:
– Только будь добр, звони почаще и на подольше… – эта последняя, корявая фраза означала массированный огневой налет. Как ни было Басаеву жалко своих людей, себя он все же жалел больше. Но он не спешил признаваться в этом даже самому себе, упрямо твердя, что поступает так в интересах свободной Ичкерии. Однажды он уже говорил: «Если мне придется выбирать между свободой моей Родины и бессмертием души, я выберу свободу!» И вот теперь с легкостью готовился пожертвовать десятками собственных воинов, которые в деле освобождения Ичкерии, по мнению самого Басаева, были ничто в сравнении с ним самим. А собеседник молчал, и Шамиль был вынужден повторить снова. – Брат, – он назвал его братом, – сделай так, чтобы звонки стали бесконечной трелью!
И опять молчание.
Шамиль почувствовал, что чувство унижения быстро перерастает в негодование. Он вознамерился сказать какую-нибудь грубость, когда ему наконец ответили.
– Ничего не выйдет! – Тихо, ровно, без излишней эмоциональности, просто констатация факта, как в той знаменитой американской фразе: «Ничего личного, это только бизнес»!
– Ты уже в курсе? – с ноткой сожаления спросил в свою очередь, констатируя данный факт, Басаев.
– Да, – не стал отнекиваться разговаривавший с ним человек.
– Понятно…
– Да ты не переживай! – ехидство стало неприкрытым. – Их встретят. Все в наших руках! – Собеседник особо выделил слово «наших».
– Подонок! – едва отключив связь, Шамиль в сердцах бросил трубку на стол. – Продажная тварь! Он знал! Он все знал с самого начала! Знал, что готовится захват базы, знал… И ждал… сволочь… Да я ему… Да он у меня… Да он у меня…
Что он у него, Басаев так и не придумал. Теперь у Шамиля оставалась последняя надежда – на продолжающих преследование боевиков Хаваджи Мирзоева.
Старший прапорщик Ефимов
Виктор остался в прикрытии, а пятью минутами позже за моей спиной раздался грохот разрыва мины, следом две длинные автоматные очереди, короткая заминка, одиночный выстрел, почти тотчас нескончаемый автоматно-пулеметный говор, громыхание «РПГ-7» и снова автоматно-пулеметная трескотня. Затем два почти слившихся гранатных разрыва. И двумя секундами позже еще одна длинная, нескончаемо длинная пулеметная очередь – и сразу же звенящая в ушах тишина, в которую постепенно стали вплетаться грузное топанье ног, сиплое, тяжелое дыхание и стук собственных сердец. Еще сотня метров, и тяжесть дыхания превращается в хрип, появляется и начинает нарастать стреляющая боль в районе ключиц. «Быстрее, быстрее, быстрее!» – торопит мозг. «Быстрее!» – барабанит сердце. «Все, нет больше сил!» – с кашлем выдавливают из себя легкие… Небольшой подъем, спуск, заросли шиповника обдирают руки несущих носилки. Маленькие капельки крови стекают по коже и наконец срываются вниз. Попадая на зеленые листья, они разбрызгиваются в стороны и едва заметными бисеринами замирают на более темных стеблях. Налетающий ветер не может остудить жар, пышущий из-под пропитанных по?том горок. Никто уже не обращает внимания на бряцанье оружия, стук подошв, треск ломающихся сучьев. И лишь по-прежнему мои спецназовцы молчат, но это не потому, что срабатывает привычка. Нет, все проще! Каждое слово – это истраченные силы, которых и без того осталось мало. Взбодрить уже нечем, не смогу найти таких слов. Разве что мысленно: «Давай ребята, давай, осталось совсем чуть-чуть…»
Хаваджи Мирзоев
Взрыв «монки» опрокинул шедшего вторым Магомеда Мамуева, разворотив грудь, раскидав по
