уровне лица, совсем рядом, только сделай шаг в сторону и протяни руку, висели орехи. Целая гроздь, четыре крупных, сросшихся между собой ореха. Зеленые, они еще не могли быть спелыми, но такие притягательные, домашние, такие же, как в его родной Воронежской области. Сорвать, отцепить зеленую шелуху, разгрызть неподатливую, вязнущую на зубах скорлупу, выковырять языком белое, еще не зрелое ядрышко. Соблазн оказался слишком велик. Носоев остановился и шагнул в сторону. Птица на ветке заинтересованно наклонила голову. Ступня стала опускаться на землю, касаясь небольшого холмика, неуловимо выделяющегося от окружающего зеленого пейзажа лишь своим еще более зеленым цветом. Птица подалась вперед. Она помнила, что прошлый раз именно в этом месте нагибался и поливал землю человек с тремя пальцами на левой руке. Подошва ботинка коснулась травы, смяла ее; разведчик наклонился вперед, перенося вес тела на только что поставленную ногу. Контакты нажимника пошли навстречу друг другу. Грохнуло. Эхо гулко стало разносить звук по всему лесу. Птица испуганно шарахнулась и перелетела на другое место. Впрочем, она уже не боялась – она привыкла, и она знала, что теперь ей уж точно будет чем поживиться.
– У первой группы подрыв. – Ворвавшийся в кубрик ротный зло бросил на кровать скомканную тельняшку. – Собирайся!
Пришедший с БЗ только вчера ночью, Ефимов безропотно встал и быстро через солдатскую половину палатки вышел в сторону плаца. Группа стиралась. Наверняка все уже замочено. Да и хрен с ним! Поедут в том, что есть.
– Дневальный, бегом в баню, вторая группа на выезд! В первой группе подрыв, – уже вдогонку убегающему дневальному сообщил он, чтобы бойцы сразу знали, что к чему, и не задавали глупых вопросов. В ПВД, кроме второй группы, других разведчиков сейчас не было. Первая, естественно, все еще оставалась в лесу, четвертая поехала на вывод третьей.
– Дневальный, – это уже дневальному по роте связи, – давай на выезд моих радистов.
– Товарищ старший прапорщик, они вместе с вашими в бане, – отозвался дневальный.
Его лица Ефимов не помнил, наверное, один из связистов, то ли вечный дежурный со сто сорок второй, то ли помощник старшего на силовом агрегате. Да и какая разница? Сейчас Ефимову до него не было абсолютно никакого дела. «Значит, подрыв. Хреново!» Сергей мотнул головой, словно прогоняя нехорошие мысли, и снова пройдя через всю палатку, оказался во внутреннем «дворике». На протянутых там веревках висела его «горка». Выстиранная еще вчера, она уже успела высохнуть, и только кое-где на швах оставалась слегка мокрой.
«Сойдет», – решил старший прапорщик, отцепляя удерживавшие одежду прищепки.
И снова затрясло, закачало по раздолбанной дороге тяжелые бронированные «Уралы». Запрыгали, заматерились на не видящего ям водителя так невовремя выдернутые на выезд разведчики. А сам водитель, с трудом вписываясь в очередной поворот, в своей бесплодной попытке догнать все время убегающий БТР, матерился на начальство, так и не заменившее ему неработающую «глушилку»; на командира взвода, наполовину урезавшего ему боевые; на подругу, до сих пор не удосужившуюся позвонить, а у него самого уже давно были пропиты последние «бабки»; на подорвавшегося бойца, из-за которого он вынужден сейчас рисковать своей жизнью, вместо того чтобы спокойно дрыхнуть или точить лясы в парке. И на прочее, прочее, прочее. Одним словом, везущий разведчиков водитель отнюдь не чувствовал себя счастливым, хотя в какой-то мере ему везло – на днях фугас, установленный на дороге, взорвался в паре метров перед носом машины, оставив лишь пару царапин на бампере и даже не зацепив капота. Пули, выпущенные прямо в лицо, хоть и заставили вздрогнуть и почувствовать себя трупом, горячими кляксами шлепнулись на капот и свалились при очередной тряске. А на месте их соприкосновения с бронированным стеклом так и осталось два радужных пятна-скола, одно из которых ветвилось вверх маленькой, едва заметной трещиной.
А Ефимову, сидевшему рядом с водителем, все его переживания были по барабану. Ему хотелось побыстрее покончить с эвакуацией, отправить в госпиталь раненого и, вернувшись в ПВД, завалиться спать. Сидевшему же на броне Фадееву хотелось только одного: чтобы у идущего к окраине леса капитана Гуревича подрывов больше не было.
А сам капитан Гуревич, злой и голодный, больше всего желал, чтобы это проклятое БЗ поскорее закончилось.
Радистам Ефимова наконец удалось связаться с группой капитана Гуревича, и, оставаясь на связи, Сергей со своими бойцами выдвинулся ему навстречу.
– Здравия желаю, товарищ прапорщик! – Лежавший на импровизированных носилках Носоев улыбнулся и приветливо помахал рукой поднявшемуся из русла небольшого ручья Ефимову.
– Здо ?рово, здо ?рово, – невольно улыбнулся Сергей, пожимая протянутую ему навстречу руку. – Ты как?
– Нормально, – отозвался раненый. – А у вас пожрать ничего нет?
Сергей виновато развел руками.
– Ладно, ничего, – успокоил его боец, – скоро нажрусь.
– Нажрешься, – подтвердил Ефимов, думая о предстоящей тому ампутации.
А ведь молодец, зараза! Хорошо держится. Конечно, обезболивающее действует, но чтобы вот так! Он хорошо помнил случаи, когда бойцы, потерявшие ногу, специально развязывали жгут, чтобы умереть от потери крови, лишь бы не остаться калекой. А этот – молодец… Ефимов задумался: а сам он смог бы вот так? Выдержать, смириться, что это теперь навсегда, на всю жизнь?
Из раздумий его вывел голос командира первой группы.
– А он, как только в себя пришел, сразу жрать попросил. Хорошо, у меня в заначке как НЗ банка тушенки была. Он ее тут же в одно жало залудил и еще просить стал! – Капитан глянул на все продолжавшего улыбаться бойца, затем на стоявшего рядом старшего прапорщика и тоже улыбнулся.
– Берите носилки, – приказал Ефимов своим наконец-то перешедшим через ручей бойцам, – все, топаем… И поосторожнее! – рявкнул он, когда разведчики, перехватываясь, едва не опрокинули Носоева головой в ручей.
Наконец спецназовцы поднялись на другой берег и, выйдя из леса, потащили раненого по огромной поляне, выдерживая прямую линию, перпендикулярную оврагу и ведущую к ожидающей на его противоположной стороне бронетехнике.
– Мой головняк почти вошел на территорию базы, – идя рядом с Ефимовым, продолжал свой рассказ Гуревич. – Романов уже разглядел замаскированные блиндажи и окопы. Говорит, шмотье повсюду валялось, рюкзаки, бинты. Наверное, как бежали, снимать некогда было, а на базе, как раненых перевязывали, так все и побросали.
– Трупов не было?
– Да хрен его знает, что там было, мы же на базу не входили; возможно, где в землянке и бросили, может, там и раненые были. Бросили, а сами за помощью ушли. А может, еще ночью всех утащили. – И тут же безнадежно махнул рукой: – Блин, я так на нее идти не хотел! Ну, чуяло мое сердце! – капитан снова махнул рукой. Прошлое – это прошлое, что ушло – уже не воротишь. Время не повернуть вспять.
Глава 7
Дела «мирские»
Басаев не то чтобы пребывал в плохом настроении – отнюдь, просто кое-что в его планах пришлось срочно менять, и это ему не нравилось. Подрядившийся обеспечивать охрану (а по большей части, как надеялся сам Шамиль, все должно было ограничиться наблюдением), главарь…кого отряда Трехпалый Ильяс, вместе со своими людьми попал в засаду и был убит. Теперь нужно было срочно найти ему замену. Лежа на расстеленном прямо на полу ковре, Басаев перебирал в уме все известные ему банды, «работающие» поблизости от нужного района. И не находил ничего подходящего. Ни одного отряда, в надежности которого он был бы уверен полностью, не было. А ведь всего-то и требовалось, что вести разведку и в случае появления русского спецназа в определенный день и час отвлечь их внимание на себя, увести в сторону, тем самым предоставив его людям полную свободу действий. В конце концов, Шамиль остановился на хорошо себя зарекомендовавшем отряде братьев Келоевых и в тот же день отправил к ним своего нарочного.
Старшине первой роты Петру Васильевичу Косыгину было далеко за сорок, коренастый, еще вполне крепкий, с огромными черными усами, он больше всего напоминал портретного буденновца
