Я оглянулся по сторонам в надежде увидеть свободную девушку, и вдруг мой взгляд остановился на фигуре необычайно красивой и интересной женщины. Она до ужаса напоминала… Анастасию, застреленную мачеху Лены. На ней, как и на той тогда, на новогодней елке, было дымчатое длинное платье из натурального шелка, но немного другого фасона, декольтированное, розового цвета.
Женщина тоже посмотрела на меня.
У меня мороз пошел по коже.
Это была… Анастасия. Она увидела меня, и в первые минуты растерялась. Резко отвернулась, но тут же опять взглянула на меня и улыбнулась одними губами. Только теперь я заметил, что рядом с ней стоял Тимур. Он размахивал руками, и что-то усердно доказывал незнакомому мужчине.
Я расплатился с официантом и, поднявшись со своего места, неторопливо направился прямо к Анастасии. Я видел, как менялось ее лицо – оно становилось все бледнее, растерянность сменялась страхом, страх – ужасом.
Когда я приблизился к ней почти вплотную, Тимур неожиданно взглянул в мою сторону и, вскинув свои густые брови, улыбнулся:
– Добрый вечер, рад тебя видеть. – Я заметил, что рука его потянулась к карману брюк.
– Добрый вечер. Я тоже рад.
Анастасия смутилась, кивнула головой и ничего не сказала.
– А почему ты один, где твоя дама? – поинтересовался Тимур.
Он имел в виду Леночку. Вот почему они так усердно мне ее навязывали! Анастасия оказалась всего лишь обыкновенной «подсадной уткой». Но какой замечательной «уткой»! Боже, как она классно трахалась!
– Она на улице, в машине, – неожиданно для самого себя солгал я. – Только почему вдруг трупы оживают? – сказал я так, чтобы Анастасия слышала и чтобы слышали все, кто сидел за столиком.
– В машине? – удивился Тимур, не придавая абсолютно никакого значения моей последней фразе. – Как это… Извините, я, кажется, не совсем понял. По-моему, ты не в накладе? А методы работы не должны тебя интересовать. Кроме того, прошу, не вмешивайся именно сегодня.
Эти слова Тимур уже не говорил, а шипел прямо мне в лицо, оттесняя меня от столика.
– Она ждет меня в машине, – спокойно повторил я и задержал пристальный взгляд на Анастасии. – Мы сейчас уезжаем в маленькое романтическое путешествие, – делая ударение на каждом слове, сказал я.
– Вот как? – произнес Тимур. – Что ж, это неплохо. Но, надеюсь, в понедельник утром мы поговорим о возможности нашего дальнейшего сотрудничества? – засмеялся он. – Я имею в виду не менее романтическую командировку на юг.
– Разумеется, – я тоже состроил улыбку, пожелал приятного вечера и на прощание опять задержал пристальный взгляд на Анастасии.
Я вышел в фойе. Голова у меня кружилась. Меня окрутили, как допризывника. Сегодня был удобный момент для мести.
Прошло несколько минут. Мне самому идея отомстить сегодня же начала казаться бредом, но я все сидел, почти неподвижно, глядя через черное окно вдаль, в вечерний сумрак улицы, но перед глазами была сплошная серая завеса.
Я выжидал, когда Тимур зайдет в туалетную комнату. Слишком много людей… Но мне было уже все равно.
Я не видел другого выхода. Теперь мне все ясно. А тогда было невдомек, что у Тимура двое телохранителей, которые ходят за ним по пятам. И в тот момент, когда я вошел в туалетную комнату и решительным шагом направился к Тимуру, который мыл руки, неожиданный удар слева остановил меня. Бил профессионал, но я успел поставить блок. Ко мне подскочил мужчина справа и замахнулся. Я ушел от удара и прыгнул к Тимуру, который вытаскивал пистолет. Грохнул выстрел, раздробив фаянсовую плитку пола. Я отпрянул и скрылся за дверью. Через минуту здесь будет милиция. Я выскочил через дверь в фойе. Туалетную комнату бегом покидали оказавшиеся здесь испуганные посетители ресторана.
Нигде не было ни Тимура, ни Анастасии. Я на такси поехал к Гершеновичу. Но и его не было дома. На квартире Лены тоже никого не было. Куда все подевались?
…Когда я утром, совершенно разбитый, притащился в офис, то увидел, что за столом как ни в чем не бывало сидит Тимур. Рядом с ним – взвинченный Яраги. Он говорил о желании мстить. Мстить тем, кто разбомбил его дом. Я следил за рукой Тимура. Но тот словно забыл о вчерашнем. Неужели они принимают меня за дурачка?
– Вот задаток, – волосатая рука Тимура выложила на стол пачки долларов. Мне хочется швырнуть их в лицо Тимуру, но, некоторое время поколебавшись, я беру деньги.
– Пошли, – сказал Яраги, увидев меня, – ты, я вижу, готов.
Мы вышли во двор, где стояли два микроавтобуса, доверху набитые коробками с лекарствами.
– Сюда поместится десять человек? – спросил я.
– Почему нет? Вести машины будем сами… К десяти утра мы объехали город и в разных местах собрали «диких гусей».
– Так, вашу мать, – сказал Яраги, – бриться – каждые пять часов, пока не доедем. И не пить.
– А по сто граммов можно? – спросил языкатый Петрович.
– Можно… – буркнул Яраги.
Ребята рвались в бой. Молодые, дураки, неопытные. Но с жаждой заработать. Заработать на трупах.
– Так, будем осторожны, – сказал Яраги, – впереди едет настоящий представитель немецкого Красного Креста. Тамерлан Каунта – чеченец, сын Абдурахмана Автарханова. Надо обогнать его и воспользоваться тем, что милиция оповещена о том, что едут представители Красного Креста.
– Может, замолотим их, – предложил Петрович.
– Чуть попозже, перед Грозным. Свалят все это на мародеров.
– Война все спишет. Вот и мы, русские, будем убивать русских, и все сотни российских солдат, погибших в бою, спишут на варварство чеченцев.
– Поэтому они и не убирают трупы сейчас, чтобы на чеченцев списать? – предполагаю я. В голове у меня каша – вот я, оскорбленный… Член, одним словом…
Мы благополучно, выдерживая дистанцию, продвигались по территории Беларуси, потом – России. Нас несколько раз обыскивали, но оружия, спрятанного техниками Тимура, милиция не находила.
…Вот и Ингушетия. Потом – Чечня. Взорванные мосты по всей трассе приходится объезжать через окрестные поселки. Везде, где прошла армия, видны следы невиданного и безжалостного разрушения: сожженные дома, сломанные деревья, воронки на дорогах…
Вдоль дороги бредут русские дети – девочка лет десяти и мальчик лет шести. Грязные, оборванные. Я попросил остановить микроавтобус. Дети не понимают вопросов, плачут, не могут вспомнить своих имен. С трудом удается выяснить: в дом несколько дней назад угодила ракета, все родные погибли. Дети в этот момент гуляли во дворе. Легкая контузия. Куда им идти – не знают. Не ели уже три дня. От протянутого хлеба отказываются.
Оставшиеся без крова люди молча бредут прочь от городов. Боже мой, сколько их! В основном русские, пожилые, я снова прошу у хмурого Яраги остановить микроавтобус. Спрашиваю у беженцев, почему они уходят.
– Живность осталась, корова, гуси, – объясняют некоторые. – Жалко бросать, но ничего не поделаешь – еще день-два в этом аду, и мы просто сойдем с ума.
Они даже не голосуют, не пытаются найти транспорт, просто бредут куда-то, тащат жалкие остатки имущества.
Слухи о контроле над Грозным российских войск оказались сильно преувеличенными. В город, если не обращать внимания на дальний артобстрел и пожары, можно въехать почти отовсюду, исключая северо- запад. Там сосредоточились основные силы российских войск. Но их не разглядеть из-за дымовой завесы. Она словно пожирает город, ориентироваться в котором из-за снайперов, артобстрелов и разозленного полчища собак почти невозможно.
Еще было светло, когда мы натолкнулись на патруль. На счастье, военные остановили нас лишь с той целью, чтобы стоящие рядом журналисты могли с нами поговорить. Это было рискованно, поскольку
