— Сколько раз тебе говорить? Не называй меня конунгом! — показался Игорь из шатра.
Отмахнулся от этих слов варяг, как от мухи кусучей:
— Пора, конунг. Не хотят они по-доброму. Будем по-злому. Вели, чтоб горшки к приспособе тащили.
Бережно, точно величайшую драгоценность, несли варяги два больших кувшина. На каждый по четыре воина.
— Ох, и чудные эти ромеи[26], — оскалился один из воинов, обнажив почерневшие от времени зубы. — Что за смешные горшки? Дно вострое, поставь — упадут.
— Ты осторожней с ними, Айвор, — прикрикнул на него по-свейски Егри. — Или забыл, как от этих горшков прошлым летом наши драккары полыхали? Смотри не оступись, а то раньше времени в Вальхаллу все отправимся.
— А я что? — сразу посерьезнел Айвор. — Я ничего. Уж и сказать ничего нельзя?
— Отчего ж нельзя? — опасливо покосился на свою ношу Егри. — Ты только не забывай под ноги смотреть.
Наконец варяги донесли свою ношу на кручу. Здесь уже суетились воины. Прилаживали дубовый брус к раме, притягивали его крепким вервьем к станине.
— Вот сюда, на песок горшки цареградские кладите. Да аккуратней, не кокните, — велел носильщикам Асмуд. — Окатыш нашли? — спросил он у подбежавшего воина.
— Да, ярл, — ответил тот, — несут уже.
Через некоторое время из леса появилось еще четверо. Эти несли большой камень округлой формы.
— Что так долго? — заругался на них старый варяг.
— Прости, ярл, долго подходящий окатыш найти не могли.
— По весу-то подходит?
— Должно быть, да.
— Ладно. Привязывайте.
Воины привязали окатыш к концу соснового ствола. Затем подняли ствол, просунули его в раму и уложили на станину.
— Айвор, — позвал ярл, — ты у нас лучший лучник, тебе и на цель наводить.
— Хорошо, ярл, — откликнулся чернозубый, — только по первости оперение на ствол присобачить надо.
— Тащу уже. — Кто-то из воинов принес три оструганные доски и вставил их в пазы на конце ствола.
Теперь сосновый ствол стал окончательно похож на огромную стрелу с окатышем вместо наконечника и стругаными досками вместо перьев.
А сама приспособа превратилась в большущий лук, накрепко приделанный к тяжелой станине.
— Давай. — Асмуд хлопнул по плечу Айвору своей тяжелой ручищей. — Наводи. Нужно, чтоб стрела точно над градом прошла.
— Левей давайте, — распоряжался Айвор, довольный тем, что сейчас все выполняли его веление. — Еще чуть… Ты куда дергаешь! — заорал он на чрезмерно усердного десятского.
— Я стараюсь… — смутился Егри.
— Ты всю наводку сбил! Теперь правей давайте. Еще… так… еще… Хорош! А-а-га-а… — Айвор приложился щекой к стреле и зажмурил один глаз. — Вот так, ярл, я думаю, в самый раз будет. Крепи! — крикнул он воинам.
Те быстро загнали под колеса деревянные клинья, а канаты, привязанные к раме, натянув, привязали к деревьям.
— Крепко? — спросил Асмуд.
— Крепче не бывает, — ответил Егри.
— Тогда тетиву натягивать надо.
Самый крепкий канат привязали к середине тетивы, обмотали вокруг ошкуренного ствола векового дуба, стоящего рядом с задним торцом приспособы. Полили, для пущей гладкости, ствол водой и принялись натягивать тетиву.
— И… раз, и… раз, — считал Егри, и четыре десятка воинов, повинуясь его командам, изо всех сил тянули за вервье.
Вначале неохотно, но потом все легче дубовый брус начал выгибаться дугой.
— И… раз… — упираются ноги в торчащие корни. — И… раз… — трещат от напряжения жилы. — И… раз… — скрипят зубы. — И… раз…
— Только бы брус выдержал, — шепчет Асмуд. — Только бы выдержал…
Выдержал брус. Что ему, дубовому, сделается. И вервье не порвалось. И канаты не лопнули.
— Хорош! — крикнул Айвор. — Вяжи!
Привязали конец за дальнее дерево. Звенят канаты. Как струны звенят. Хоть плясовую на них играй. Только кто теперь плясать-то вздумает?
Под вервье колоду поставили.
— Готово, ярл, — сказал Айвор. — Стрелять можно.
— Погоди, конунг должен подойти, — ответил Асмуд, а сам подумал: «И где его только носит? Или опять задремал?»
— Вон он. Едет.
И верно. Игорь уже подъезжал на своем коне…
Подъехал…
Спешился…
Поближе подошел. С опаской оглядел взведенную приспособу.
— Пробная? — спросил, кивнув на стрелу.
— Пробная, конунг, — сказал старый варяг.
— Ну, давай, — сказал каган и подальше отошел. Старый варяг привычно закинул усы за плечо, подошел к колоде, поплевал на ладони, словно и не воин вовсе, а обычный плотник. Размахнулся своим боевым топором и со всего маху рубанул по вервью.
Со звоном лопнула натянутая струна. С шумом выпрямился дубовый брус. Ушла стрела в небушко…
— Раз… два… три… — загибал пальцы старый варяг, отсчитывая ее полет…
— Что они там, уснули, что ли? — переживал посадник. — Отчего на штурм не идут?
Он стоял на стене. Вглядывался в бор на том берегу. Все пытался рассмотреть там что-то. Пытался понять, что затеяли вороги.
— А может, они, это… — сказал молодой ратник, стоящий рядом.
— Что?
— Это… обратно повернули. А?
— Если б так… — Посадник головой покачал. — только не повернули они. И не повернут. Им на Коростень надобно. А путь один. Через нас.
— Болярин! — крикнули со стогня. — Так греть оду аль нет?
— Грейте, — ответил он, как отрезал. — Что же ни затевают? — повторил, вновь повернувшись к переправе. — Что затевают?
И тут тишину разрезал резкий свист.
— Смотри, болярин! — ткнул пальцем вдаль ратник. — Что это?
А свист все нарастал. Еще мгновение, и над головами изумленных древлян пронеслась огромная стрела. Перелетела над градом и с треском врубилась в лес за противоположной стеной.
— Мазилы! — крикнул молодой ратник, спустил порты и в бойницу свой голый зад показал. — Вы лучше сюда стрельните. Все одно не попадете!
— Вот они, Перуновы стрелы, про которые Вяз-га говорил. А я-то думал… — Казалось, посадник был Разочарован. — Слышь, Радоня, — крикнул он дородной поварихе, — накрывайте прямо на стогне! Обедать пора…
— …девять… десять… — продолжал считать Асмуд, — одиннадцать… — он понял, что все пальцы загнул, и уже продолжал просто так, — двенадцать… тринадцать… четырнадцать… все.
